— Кто ты на самом деле? Мы не знаем твоего настоящего имени. Даже не знаем, какой ты национальности.
Тигр снова усмехнулся и даже немного покраснел.
— Наверное, это можно считать победой.
Мило ничего не оставалось, как согласиться.
— Ответ ищи в тех документах, что у тебя, уверен, есть. По крайней мере, есть в той башне, что выходит на авеню Америк. Пойми, единственная разница между нами в том, что мы по-разному ушли в отставку.
Короткая запинка… и все стало по местам.
— Ты сам был Туристом…
— Братья по оружию, — улыбнулся Тигр. — А совсем скоро ты пожалеешь, что не задал другой вопрос. Хочешь знать, какой?
Мило еще не успел переварить ошеломляющую новость, что Рот, как и он сам, работал когда-то в Компании, но чутье все же подсказало: речь, скорее всего, идет о чем-то простом, о загадке, ответ на которую лежит на поверхности.
— Почему Тигр?
— Именно! Только, боюсь, правда, как часто бывает, разочарует. Я и сам не знаю. Кто-то где-то бросил звонкое слово. Может быть, какой-то журналист. По-моему, после Шакала им просто легче было идти привычной звериной тропинкой. — Он пожал плечами и поморщился — от боли. — Впрочем, мне ли жаловаться? Скорее, наоборот, радоваться надо, что не обозвали стервятником или дикобразом. И, предупреждая твой возможный вопрос, спешу заверить: меня прозвали так вовсе не в честь группы «Сервайвор».[9]
Мило невольно улыбнулся.
— Позволь и мне кое о чем спросить, — продолжал Рот. — Что ты думаешь о Черной книге?
— О Черной книге?
— Вот только не прикидывайся, что никогда о ней не слышал.
Для всех, кто имел отношение к Туризму, кто успел проникнуться его духом и повариться в его субкультуре, Черная книга была чем-то вроде Священного Грааля. Поговаривали, что она представляет собой секретный справочник по выживанию, существующий в количестве двадцати одного экземпляра и хранящийся в разбросанных по всему миру тайниках, куда ее поместил безвестный отставной Турист.
— Чушь. Нет никакой Черной книги.
— Тут я с тобой согласен, — кивнул Рот. — Знаешь, в самом начале, только уйдя на вольные хлеба, я думал, что такое наставление было бы нелишним иметь под рукой, и потратил пару лет на его поиски. Но, похоже, оно всего лишь плод чьего-то чересчур богатого воображения. Может, не обошлось без специалистов из Лэнгли, а может, слух запустил заскучавший Турист. Так или иначе, идея отличная.
— Думаешь?
— Конечно. Нашему запутанному, сбитому с толку миру недостает прежде всего стабильности и ясности. Требуется нечто вроде библии для живых.
— У тебя, к счастью, есть сама Библия.
Рот кивнул и заговорил немного другим, более серьезным тоном.
— Пожалуйста, выслушай меня. Мы с тобой враги — я это понимаю. Но поверь, тот, кто поступил так со мной, намного хуже меня. Обещай, что хотя бы постараешься найти его.
— О'кей, — согласился Мило, в душе понимая, что обещание, вероятно, не на много переживет того, кому он его дал.
— Хорошо.
Сэмюель Рот подался вперед и потрепал Мило по колену, потом снова откинулся к стене и без дальнейших церемоний стиснул зубы. Что-то хрустнуло у него во рту, как орех, и Мило уловил запах миндаля. Сталкиваться с этим запахом ему приходилось несколько раз, и исходил он либо от убежденных фанатиков, либо от полных трусов. От тех, кто — в зависимости от философии — выбрал легкий или трудный выход.
Налитые кровью глаза киллера расширились, и Мило увидел в них свое отражение. Сэмюель Рот задергался и начал падать, но он успел подхватить его. Голова безвольно свесилась, на губах выступила пена. Мило держал в руках труп.
Он опустил его на койку, вытер руки о штаны и отступил к двери. В последний раз такое случилось с Мило три года назад, но и в те времена, когда видеть смерть доводилось гораздо чаще, он так и не смог привыкнуть к ней. К тому, как тяжелеет вдруг тело. Как быстро оно остывает. К выделению жидкостей (в данном случае на оранжевой робе уже расползалось темное пятно в области паха). К быстрому обрыву всего, что испытывал, чувствовал, переживал каждый — и добродетельный, и порочный — человек. И уже не имело значения, что всего лишь минуту назад он хотел высмеять его притворную набожность. Теперь это было неважно. А важно было то, что здесь, в бетонной камере, не стало вдруг целого мира. Внезапно, на глазах у него, словно кто-то щелкнул пальцами. И пришла смерть.