Кризан снова занялся кальмарами, и Чарльз придвинулся поближе.
— И больше ничего сказать не можете?
— Трудно что-то сказать, когда вы не объясняете, в чем дело. — Он задумчиво пожевал. — Впрочем, нет. Я не заметил ничего необычного.
Возле двери, прижимая ладонь к уху, чтобы лучше слышать звонящего, стояла Энджела. Чарльз поднялся, протянул руку.
— Спасибо за помощь.
— Если у Фрэнка неприятности, — глядя ему в глаза, произнес Кризан, — надеюсь, вы обойдетесь с ним по справедливости. Столько лет служил стране, а если и допустил оплошность на склоне лет, кто его осудит? — Он снова пожал плечами и отпустил руку. — Невозможно всегда оставаться на высоте. Мы же не боги.
Предоставив Кризану философствовать наедине с собой, Чарльз направился к Энджеле. Она как раз закончила разговор и выглядела явно расстроенной.
— Что случилось? — спросил он.
— Звонил Макс.
— Кто?
— Ночной дежурный в посольстве. Вечером в пятницу один из осведомителей Фрэнка дал информацию о русском бизнесмене, за которым мы ведем наблюдение. Как у них говорят, большой олигарх. Роман Угримов.
Об Угримове Чарльз слышал. Влиятельный бизнесмен покинул Россию, чтобы спасти собственную шкуру, но сохранил там хорошие контакты и теперь вел дела по всему миру.
— Что за информация?
— Насчет того, что Угримов педофил. Такие сведения чаще всего используются для шантажа.
— Может быть, всего лишь совпадение.
Они вышли в розовато-лиловый, напоминающий о недавнем социалистическом прошлом вестибюль, где три сотрудника САРБ терпеливо дожидались шефа.
— Может быть, но только вчера Угримов переехал в новый дом. В Венеции.
Чарльз снова остановился, и Энджеле пришлось возвращаться. Глядя в сияющее на солнце окно, он словно видел, как складываются последние фрагменты мозаики.
— Это совсем близко, почти рядом. А если есть моторка, вариант просто идеальный.
— Да, но…
— Что в первую очередь требуется человеку, укравшему три миллиона долларов? — перебил ее Чарльз. — Новое имя. Человек с такими связями, как у Романа Угримова, легко обеспечит любыми документами. Если только хорошенько его попросить.
Энджела молча уставилась на него.
— Еще один звонок, — продолжал Чарльз. — Пусть кто-нибудь свяжется с портовыми службами в Венеции. Нужно выяснить, не обнаружено ли в последние два дня брошенных моторок.
Ответа ожидали в кафе, которое так еще и не приспособилось к обслуживанию иностранцев, деливших теперь с местными тридцатимильную береговую линию. За оцинкованной стойкой толстуха в передничке с пятнами от кофе и пива разливала темное «Лашко» зашедшим перекусить портовым рабочим. На просьбу принести капучино барменша отреагировала с заметным раздражением, и в результате Энджела получила чашку чересчур сладкого напитка из пакетика. Чарльз убедил ее просто проглотить содержимое, а потом спросил, почему она не рассказала, что от Фрэнка ушла жена.
Энджела сделала еще глоток и скривилась.
— Многие разводятся.
— Ты ведь понимаешь, какой это стресс. Развод меняет человека. Люди зачастую испытывают сильнейшую потребность перечеркнуть прошлую жизнь и начать все с нуля, — Чарльз потер нос. — Может быть, Фрэнк решил вдруг, что ему стоило бы работать на другую сторону.
— Никакой другой стороны больше нет.
— Ошибаешься, есть. Он сам.
Энджела уже не знала, чему верить. Снова зазвонил телефон, и она, поднося его к уху, сердито покачала головой, злясь на всех сразу — на Фрэнка, Чарльза, на себя саму. Звонили из офиса Компании в Риме. В субботу утром в районе доков Лидо была обнаружена моторная лодка с регистрационными номерами Дубровника.
— Говорят, со следами крови, — сообщил шеф римского бюро.
Нужно было спешить, и Чарльз попросил пустить его за руль. В ответ Энджела показала средний палец.
В итоге он все-таки добился своего, потому что едва выехали из города, как она пустила слезу. Чарльз заставил ее съехать на обочину и поменяться местами. Уже вблизи итальянской границы Энджела попыталась объяснить свое истеричное поведение.
— Тяжело. Годами учишься доверять людям. Не всем, конечно, немногим… чтобы хоть как-то держаться на плаву. И как только начинаешь им доверять, обратного пути уже нет и быть не может. Потому что иначе с работой просто не справишься.
Чарльз воздержался от комментариев, но подумал, что, может быть, в этом и его собственная проблема. Он уже давно перестал доверять кому-либо, кроме человека, который звонил и давал ему задания. Возможно, человеческая психика просто не рассчитана на такой уровень подозрительности.