Путешествие неожиданным образом начинало ему нравиться. Все происходило как в школьную пору, с приключениями, разношерстной толпой и беззастенчивым оттаптыванием ног.
Он осмотрелся поверх голов пассажиров, благо ростом был не обижен, но девушек не увидел вовсе, только тетенек и одну студентку – замухрышку в очках, читающую учебник по сопромату. Ничего, подумал друг РАО, на остановке перекочую в другой вагон. Но и в другом вагоне, и в третьем ничего похожего на возможную спутницу жизни не находилось, хотя он уже добрался до «Тверской», изрядно пропотевший и ощущающий нехватку кислорода.
Александр Иванович еще трижды прокатился до «Тверской», обратно и вновь в центр. Он даже походил по переходу, взмокший и разочарованный, вглядываясь в женские лица, но ни одних просветленных глаз не нашел. Молодые и старые, одинаково унылые, пассажиры шли, таща в руках тяжелые сумки, и казались абсолютно асексуальными.
Сволочь Рыков, наврал с три короба, собака, а сам с Лидочкой на Мальдивах познакомился! А Лидочка там блядью работала. Все знают.
Он решил возвращаться на «Речной вокзал», хотел было выйти на улицу, дабы дождаться своего «Майбаха» в каком-нибудь ресторане, но решил вернуться все же на поезде – так быстрее, да и в ресторан в тренировочных штанах его бы не пустили. На улице, что ли, ждать…
Стоя в трясущемся вагоне, отравленный миазмами подземки, он уже не рассматривал людей в поисках юной пшеничноволосой скромной красавицы. Его нутро быстро поняло, что здесь его семейное будущее не ездит и скорее всего судьба просто не считает нужным радовать его чистым и светлым чувством. Деньги, здоровье, женщины для секса есть – еще и семью подавай! Такой щедрости в природе не бывает. Александр Иванович подумал, что сейчас вернется домой, примет душ и глотнет вискаря, несмотря на полуденное время, наденет дорогие трусы, в которых яйца не варятся и жопа не потеет, костюм, сшитый на заказ, носки шелковые, оксфордские ботинки, турбийон на руку – и срочно в офис, где его ждали слегка подсиликоненные губки Милы и изысканный обед с бутылочкой красного «Каберне Совиньон», произведенного в долине Напа в 1941 году.
«Сука Рыков! – еще раз подумал Александр Иванович. – Получит он у меня инсайд, как же!..»
Олигарх, начиная нешуточно злиться, толкался локтями с пассажирами на равных, поругивал иных за наглость, отыскал место возле выхода, как вдруг почувствовал неприятный запах: видимо, кто-то из соседей рыгнул. Почувствовали амбре и все рядом стоящие. Злобные взгляды устремились на плюгавого мужичка, а тот будто не замечал недовольных, сам зыркал глазками, как будто искал виновника… Александр Иванович помнил этот запах с самого детства, сам таким воздухом отрыгивал, а потому спросил мужичка в оттопыренное ухо с надеждой:
– Пельмени?
– Че? – на всякий случай насторожился попутчик.
– «Останкинские»?
– «Останкинские», – с испугом ответил попутчик. – А че?
– Это которые по пятьдесят пять копеек за пачку были лет тридцать назад?
– Точно…
– И ты их сегодня ел?
– Двойную, утром, – мужичонка нервничал. – А че?
– Точно «Останкинские»? – уточнил Верещагин.
– Да «Останкинские», чего доеб… – он осекся. – Надо чего?
– Неужели их еще выпускают?
– А чего ж нет?
– Сам варил?
– В пельменной ел.
– Что, в настоящей пельменной?! – обалдел олигарх.
– Нет, бля, в игрушечной!
– А адрес помнишь?
– На Беломорской… А че?
– Да знаешь ли ты, дружище, что я тридцать лет каждый день в ней обедал! Лет с четырнадцати. Я ж на Беломорской почти до нулевых прожил! Ах ты, голуба моя!..
Поезд резко затормозил, плюгавого мужичонку стиснули тела попутчиков, и он вновь невольно рыгнул.
– Сорян, – извинился он, но Александр Иванович подтолкнул его к дверям, так как подъезжали на «Речной вокзал».
– А пошли в пельменную! – предложил Верещагин. – А давай по тройной?!
– Мужик, ты чего?
– Тебя как зовут? – Александр Иванович предчувствовал настоящее приключение.
– Вова…
– Хочешь, Вова, сто долларов?
Лопоухий мужичонка от неожиданности вновь рыгнул, но уже не извинился и быстро ответил:
– Хочу. А есть?
Александр Иванович достал из заднего кармана монблановский зажим для денег и помахал валютой перед носом мужичонки. Вова жадно сглотнул: