– А вот слушай мою! – предложил Писатель. – Панама – цивилизованный город?..
– Вне всяких сомнений.
– Там, верно, и аэродромы местного значения имеются…
– Наверняка.
– А на них вертолеты…
Гарич все понял и попросил Марсело узнать о панамском воздушном флоте.
Через десять минут капитан доложил:
– Вертолет приземлится на этот остров в шесть утра!
Уже многие описывали встречу туземцев с искусственными летающими объектами, они лишь наслаждались воочию тем, о чем читали. Восторгами, страхом, преклонением…
То расстояние, на которое лодке требуется четверо суток, вертолет преодолевает за час десять. В восемь тридцать они уже заселились в роскошный «Трамп-отель» и несколько дней наслаждались вышеописанными мечтами, воплотившимися в жизнь. Гарич с Марсело погрузились в силиконовые россыпи сисек и гигантских жоп, а Писатель тупо проигрывал деньги в казино, сокрушаясь потом, что он тупорылый мудак и его маленький мозг не сразу дотумкал, что игровые заведения принадлежат картелям и выиграть в них невозможно… Пришлось одного дебила латиноса на хуй послать.
А потом они вернулись на территорию гуна, ныряли до посинения, ловили мальков, пили вечерами красное вино и говорили о сути пребывания души в человеческом образе в одном из виртуальных миров.
Через несколько дней Писатель уехал, а Гарич остался. Все его близкие друзья, узнав о возможности долететь до рая на вертолете, побывали на лодке, нанырялись всласть и побухали прилично, а потому Гарич вернулся в Европу только весной. К этому времени Писатель отваял целую повесть, которую собирались публиковать в приличном журнале. В ней он очень живо отобразил свое сражение с белой акулой, которой вырезал ножом глаз, во второй части живописал, как застрелил двухметровую чернию, сорока килограммов весом, прямо в пасть и накормил ею весь архипелаг… А хули – Писатель, одно слово.
Они вернулись на Сан-Блас ровно через год. Сначала Гарич, а потом прилетел похудевший на двадцать килограммов Писатель, задержанный какими-то важными делами.
Плыть на Сан-Блас на лодке не пришлось, так как гуна прорубили в джунглях дорогу и трехчасовая поездка на джипе приводила их на индейские земли, которые были оборудованы примитивным пограничным контролем. Но самое главное, что гуна научились взимать туристический сбор, а до своей лодки они могли теперь добраться только на гунаялской моторке, тоже за отдельную плату. Такие законы принял парламент туземцев. Позже они узнали, что предприимчивые индейцы выделили отдельный остров, и только на нем могли садиться вертолеты, соответственно за плату. А от примитивного аэродрома до места дислокации – частными лодками за двадцать долларов с носа. Лобстеры и крабы теперь стоили по пять долларов за штуку, и чтобы погулять ногами по маленькому милому острову с одной проживающей на нем семьей, надо было отдать по доллару с человека.
Ну поудивлялись – но это все такие мелочи по сравнению с райской благодатью, рыбалкой, подводным плаванием, кулинарными тонкостями, изысканными диалогами…
На борту трудилась новая повариха, марокканка, а Гарич спросил Писателя, помнит ли тот, как в прошлом году за ними повсюду ходила маленькая старенькая лодочка с пятидесятилетним хозяином со странными, чуть красноватыми глазами… Оказалось, ее хозяин Алесандро был влюблен в повариху Клаудиу, и зимой, когда мы были в Европе, они потихоньку сблизились, а две недели назад мы торжественно передали Клаудиу влюбленному итальяхе с борта на борт. Потому и марокканка…
– Кстати! – Гарич вытащил из пакета майку с символикой местного итальянского сообщества размером четыре икс и рассказал, что у Президенте Скилачи диагностировали в Италии рак и предложили лечение, которое могло бы продлить жизнь пожилому итальянцу с детской улыбкой на полтора-два года, а без лечения пять-семь месяцев всего давали. Президенте предпочел полгода в раю, чем два года блевать в итальянском госпитале. – Он умер две недели назад, – сказал Гарич. – За два дня до смерти старик передал для тебя – как он сказал, для синьора Скриторе – майку. Помнишь, он обещал?..
Они провели на архипелаге два месяца, мотаясь в Панаму то на вертолете, то на джипе. Гарич на ужин приводил очередную силиконовую мечту, а Писатель влюбился в официантку из Венесуэлы, убедившись, что все в ней натуральное и превосходное. Он было решился остаться в Панаме навсегда, этаким новым Хемингуэем, но запахи родины, въевшиеся в мозг и легкие как никотин, и оставленные дети магнитом потянули его обратно.