— Параноик… — буркнул Миркин, который знал, что все спецслужбы давным-давно в кармане у Теплицкого.
Золото из ненадёжного шкафа уже перекочевала в ячейку банковского сейфа. Теплицкий вложил его под проценты годовых и не расстался с ним бы уже ни за что, потому что пришлось бы отстегнуть банку неустойку.
— Барсу́к! — рубанул Теплицкий, и Барсук получил подзатыльник. — Вы демагог, и я был прав, что вы — дундук! Миркин почти разобрался в устройстве моего «брахмашираса», и скоро включит его для меня, а вы только тормозите! Ещё одно слово и отправитесь на мой рыбозавод вместо Миркина!
— Тьфу ты, чёрт! — плюнул Барсук, который не выносил ни рыбы, ни её запаха до такой степени, что даже не ел ни одного блюда из рыбы. Он бы умер, попади в разделочный цех, где отбывал каторжное наказание профессор Миркин. — Этого ещё не хватало! И к тому же, я — Ба́рсук!
Теплицкий его не слушал, а вернее — не слышал. Он представлял себя, выезжающим из гаража не на «Кадиллаке», не на «Бентли» и не на «Хаммере», а на «брахмаширасе». Он даже слышал, как лязгают его ноги, передвигаясь по асфальту, как орут и разбегаются перепуганные коты, как шумит ветер, который обдувает лицо при быстром движении. А он, гордый, едет на самой эксклюзивной в мире «тачке» и смотрит сверху вниз на других олигархов, которые ему завидуют, потому что у них такой «тачки» отродясь не бывало. На таком «джипе» можно и глубокую лужу перепрыгнуть, как каплю — такие высоченные у него «ноги». Вода никогда не зальётся в его радиатор — не достанет, тут нужно в море погрузить. Можно пройтись по любому газону, по грязюке, через лес на шашлыки… Можно сидеть посреди озера и удить самую крупную рыбу, которая не подплывает к берегу… Чёрт знает, что ещё можно делать, стоит лишь включить её!..
Но Миркин не может — они с Барсуком уже неделю бьются, а на какой рычаг надо нажать — не знают. Жмут-жмут, а в ответ получают только «клац!»… Теплицкий от природы был генератором сумасшедших идей. Сейчас, горя желанием заполучить в свою власть «брахмаширас», он измыслил самую сумасшедшую из сумасшедших идей. Она свалилась на него с неба, словно градина со страусиное яйцо. Теплицкий едва не оглох, когда его ум поймал такую отличнейшую мысль!
— Миркин! — позвал он профессора, забыв про покалеченную туфлю.
— Что? — Миркин оторвался от пугающе пухлой тетради, переполненной его собственными расчётами, и приблизился, затыкая за ухо дешёвую пластмассовую ручку.
— Вот что, Миркин, — начал Теплицкий, прохаживаясь около «брахмашираса», который вскоре станет украшением его гаража. — Барсу́к останется тут и будет дальше пытаться включить «брахмаширас», а ты — хватаешь дундука Иванкова, и вы делаете вот, что. Узнайте всё об изобретателе этой штуковины: кто он, когда и где жил, в общем, всё! Сидите в архивах, копайте И-нет. Денег не пожалею, только разыщите мне этого «Винни»…
— Номмо, — поправил Миркин.
— Ну, да, — согласился Теплицкий. — Вперёд!
Сумасшедшая идея заключалась вот, в чём. Теплицкий вспомнил про проект с машиной времени. Миркин с Иванковым узнают всё об изобретателе, потом Миркин починит эти свои «флипперы» и перенесёт изобретателя сюда, в двадцать первый век для того, чтобы тот включил для Теплицкого «брахмаширас»! Доктор Барсук что-то там бухтел насчёт гибели человека в коридоре переброса?! Начихать! Пускай не бухтит, а построит такой коридор, в котором бы человек не клеил ласты, а переносился и после посадки мог ходить! На то он и доктор! Вот он, выход из положения: раз Миркин не может включить «брахмаширас» — сможет тот, кто его построил!
Глава 9
Миркин и Иванков дышат клопами
Профессор Миркин и переводчик Иванков дышали клопами. А точнее — сидели в архиве города Докучаевска и выясняли правду о том, какие именно немцы стояли в городе с сорок первого по сорок третий год, в то время, когда писалась найденная в бункере тетрадь. Иванков и Миркин сошлись во мнениях, что «брахмаширас» изваял немецкий изобретатель: записи в тетради были сделаны по-латыни и по-немецки — и ни слова по-русски. Докучаевский архив переживал не лучшие времена: его запёрли в здание, которое абсолютно не годилось для хранения бумаг. Старое, довоенное, оно служило когда-то клубом, потом — выросло в театр. Когда город был оккупирован — немцы переделали его в комендатуру. Когда немцев вышибли — комендатура вернула статус театра и держала его до шестидесятого года, пока не построили новый театр — побольше. С тех пор и перенесли сюда архив.