— Турист! — громыхнула Звонящая, прожигая трусливого студента огненным глазом. — Вот тебе Старлей, он дознаватель, и ты знаешь, что делать! Давай, Репейник, качай континуум, время не резиновое, закидывай их!
— Я свой трансхрон не взял, — прошелестел Репейник, приближаясь к Максиму. — А то Траурихлиген сразу же всё вычислит! Я активизирую трансхрон Туриста на обратный проброс! Давай, Турист, мне свою руку!
— Морду сделай зверскую! — посоветовал Максиму Бисмарк, закинув одну ножищу на другую. — А то ты выглядишь, как слизняк! А ты, Старлей, наоборот, скисни! Он же поймал тебя!
— А я и так скис! — буркнул Сенцов, глазея на заляпанные носки свих башмаков. — С кола будете меня соскребать!
Репейник тем временем насильно схватил Максима за правую руку и завозился с трансхроном, который никак невозможно снять.
— Если Траурихлиген насыплется на тебя — скажешь, что откинул этот кожух, — говорил Репейник, открыв блестящий корпус трансхрона с помощью тонкой отвёртки. — И нажал вот сюда! — он показал пальцем на круглую красную кнопку с подписью «REflip». — Это и есть кнопка обратного проброса! Зачем нажал? А потому что поймал его! — костлявый палец Репейника упёрся в лоб Сенцова. — Усёк, Турист?
— А можно, он сам, без меня поедет? — уныло спросил Максим, тоже глазея на носки своих башмаков, покрытые болотной грязюкой. — А я домой поеду?
— Успеешь домой! — запретила Звонящая. — Всё, отставить разговоры! Старлей, двигай, к Туристу, Турист, хватай его за шиворот!
— Пополз… — пробормотал Сенцов, отклеился от табуретки и медленно потянулся к грустному Максиму. Как только Константин встал — на его освободившееся место тот час же прыгнул Красный.
— Устроился? — поспешил прокомментировать Бисмарк. — Наседка!
— Да я весь день стоял! — обиделся Красный и потянулся к тарелке за пирожком. — И вообще, это — мой дом!
— Да, вот, зачем я, собственно, приехал! — воскликнул Репейник и схватил ещё один пирожок — последний, который так и не достался Красному.
— Чёрт! — фыркнул на табуретке Красный, а Репейник, невозмутимо жуя, продолжал:
— Вы спрашивали меня про медальон! Так вот, во-первых, я нашёл траурихлигеновского «жука» — только что! Прикиньте: мой игрек-комп закончил самосканирование и выдал инфу: «жук»! А во-вторых, я изучил все записи про «брахмаширас» и конструкцию медальона, и сделал такой вывод: медальон — это деталь «брахмашираса»!
— Да, ну! — не поверила Звонящая.
— Ага, деталь! — настоял Репейник и доел пирожок. — Эта штука и создаёт те лучи, которыми плюётся «брахмаширас»!
— Ты это только сейчас понял? — осведомилась Звонящая.
— Ага, пока мылся! — сообщил Репейник. — Ум искателя никогда не дремлет! Если бы этот медальон побыл у меня чуточку подольше, — с сожалением протянул он. — Я бы разобрался, из чего он сделан и каким образом генерирует лучи!
— А туриста пробрасывать будем? — спросил Красный. — Или я зря учил его быть подсыльным?
— Будем, будем! — закивал Репейник, осматривая комнату в поисках съестного для себя. — Только придётся выполнить ещё одну миссию: спилить с Траурихлигена медальон и принести мне!
— Как будто бы это так просто! — угрюмым голосом пробурчал скисший Сенцов, который и так не хотел переться в пасть Траурихлигену, а медальон у него забрать — это вообще невозможно, разве что, снять с трупа… А трупом на этот раз будет сам Сенцов…
— Молодец, отлично играешь роль пленника! — похвалил Сенцова Репейник. — Всё, братья, вы полностью готовы к пробросу! Счастливо!
Глава 201
Работа подсыльного
Эрих Траурихлиген стоял у окна и молча, задумчиво смотрел на улицу — на руины дома, который разбомбили вчера. Серо-чёрные, мёртвые, неподвижные — их вид не навевал ни единой доброй мысли — наоборот, скатывал к тяжкой липкой депрессии. Только Эриху Траурихлигену было наплевать и на руины, и на депрессию, потому что завтра ослик Гитлер уйдёт в землю, щекастый Гиммлер отправится к Одину, Геринг — на свиноферму, а Геббельс — в зоопарк, к другим мартышкам. Вооружение готово, «брахмаширас» получил апгрейд, коридор переброса налажен. Завтра Эрих Траурихлиген пробросит в Берлин свои войска и — всё, сразу победит…
Кто-то робко, словно бы поскрёбся, постучал в дверь, и Траурихлиген резко отвернулся от окна.
— Заходи, Шульц! — разрешил он, поняв, что там, в коридоре, ползает его адъютант. — Заходи, не бойся!.. Уходи — не плачь… — шёпотом добавил Эрих Траурихлиген, отойдя от окна к столу.
Шульц приоткрыл тяжёлую дверь и протиснулся в образовавшуюся щель. Просеменив по паркету, что устилал кабинетный пол, он встал напротив Траурихлигена, поднял подхалимские глазки и осведомился:
— Чего изволите, ваша светлость?
— Присядь, Шульц! — миролюбиво произнёс Траурихлиген, показав на тот из офисных стульев, который оказался ближе всех к столу.
Шульц торчал посреди кабинета истуканом: раньше Траурихлиген никогда не предлагал ему садиться…
— Ну, чего ты стоишь? — нетерпеливо осведомился Эрих Траурихлиген, опускаясь в своё кресло с высокой спинкой. — Садись Шульц, бери шоколад, поешь!
Шульц находился в замешательстве, даже в ступоре… Как же так?? Генерал всегда был суров и жаден, и теперь внезапно подобрел… Бочком Шульц прокрался к щедро предложенному стулу, который генерал зацепил в другом времени. Примостившись на самом краешке, капитан поёрзал, оглядываясь по сторонам так, будто бы украл этот стул у генерала и теперь скрывается от возмездия… Робко протянул руку к хрустальной вазочке, которую поставили на угол генеральского стола…
Эрих Траурихлиген наблюдал за адъютантом и правой рукой теребил стек, как всегда делал. Около вазочки торчала в серебряном подсвечнике одна трепетная свеча. Она горела, бросая на лицо Траурихлигена зловещие отсветы…
Шульц жевал шоколадную конфету и чувствовал себя под генеральским взглядом так, будто бы его раздели и выложили на раскалённую сковороду… Он смотрел только вниз, на носки своих не очень-то чистых сапог и начинал дрожать, понимая, что тут что-то не так… Генерал не орёт, не машет стеком, не бьёт его, не отправляет на фронт… Он просто сидит напротив, ничего не ест и смотрит, смотрит… Тяжело смотрит, словно бы собрался расплющить одним лишь взглядом.
— Понравился шоколад, Шульц? — добродушно осведомился Эрих Траурихлиген, позволив адъютанту скушать семь конфеток.
— Да, ваша светлость… — выдавил Шульц, давясь восьмой конфеткой. — Очень вкусно… — Шульц заглох, потому что не знал, что дальше говорить…
— Я рад! — улыбнулся Эрих Траурихлиген, закинув ногу на ногу. — Это прекрасно, что шоколад пришёлся тебе по вкусу, Шульц.
Шульц застыл, не донеся до рта девятую конфетку. Где-то глубоко в пятках, куда от страха уходит душа, начал зарождаться жутких холодок могилы… Эрих Траурихлиген встал из-за стола, заложил руки за спину и опять откочевал к окну. Маскировочная штора была отогнута и закреплена длинной стальной булавкой, и Шульц мог видеть сквозь пыльное стекло ту груду булыжников, которая осталась от соседнего дома после вчерашней бомбёжки…
Минуту поглазев в окно, Шульц невольно перевёл взгляд на зловещую фигуру генерала, который, стоя против света, казался чётким чёрным силуэтом. В небе над его головою расходились обложные серые тучи и выглядывало солнце… Солнечный луч слепил Шульцу правый глаз, и капитан ёрзал, стараясь сесть так, чтобы полностью оказаться в тени.
— Тебе повезло, Шульц! — негромко сказал Эрих Траурихлиген, возвышаясь в лучах солнца, словно в лучах славы.
Шульц же лишь тупо моргал, потому что не понимал, что собственно происходит… с ним самим, или с генералом… Ничего не понимал — просто сидел и молча лопал десятую конфетку.
— Кушай сколько хочешь! — снова улыбнулся Эрих Траурихлиген, одобрительно кивая головой. — К сожалению, Шульц, мне придётся расстаться с тобой, — генерал изобразил горестный вздох и три раза постучал стеком по ладони. — Я кое-что узнал и это меня абсолютно не обрадовало…