Геккон и Третий, услыхав перекошенный ужасом призыв начальника, побросали тяжёлые шары, повредив паркетный пол и громадными скачками понеслись навыручку. Выхватив пистолеты, они решили стрелять. Геккон два раза пальнул вперёд, сшибая с витрины бара дорогие вина и виски, а потом — Бисмарк двинул тяжёлой ногой, вышибив оружие из его руки, а Красный, навалившись сзади, сшиб с ног и заковал в наручники. Третий рванул, было, к выходу, но наткнулся на Рыбкина. Ловким ударом ниндзя Рыбкин лишил громилу оружия, но Третий не сдавался — ломанулся напролом, подмяв стажёра под себя своим носорожьим весом. Обрушившись на пол, Рыбкин получил суровый тумак, а Красный и Бисмарк набросились на Третьего вдвоём, тут же закрутив ему руки. Свирепый здоровяк мощно дёргался, вырываясь и сопя, но игрек-наручники лишили его щансов на побег.
— Жив, брат? — Красный помог Рыбкину встать, и под глазом стажёра расплывался фингал.
— Я его почти поймал! — огрызнулся Рыбкин, потирая подбитый глаз.
— Но помощь друга всегда кстати! — заметил Красный, пихая Третьего в спину дулом пистолета, чтобы тот топал на выход и не мешал топать Теплицкому и Геккону.
— Отличные кадры для игрек-тюрьмы! — определила Звонящая. — На чай! — крикнула она, метнув парализованным от страха бармену и администратору кошелёк Теплицкого. — А мы пошли!
НАЙН! — рявкнул из динамика басовитый певец, и тут же заглох, потому что Красный «пристрелил» системный блок, управляющий музыкальной аппаратурой.
Когда с глаз Теплицкого сняли повязку — перепуганный олигарх увидал, что вокруг него — белым-бело… Белым был пол, белыми были стены, белым оказался и потолок… Теплицкий баже попятился, потерявшись среди этой белизны, но сзади его жёстко толкнули, зашвырнув в белое пространство, и ушли, крепко задраив белоснежную дверь. Теплицкий очутился в пространстве три на три метра, без настоящих окон — с условно настоящим, в виде дисплея с красивым видом на потрясающий золотистый закат над верхушками лесных елей. Ели покачивались на виртуальном ветру, а Теплицкий, оглуплённый тем, что это здоровенное окно не несёт решёток, ринулся к нему, собравшись выскочить в условно настоящие просторы. Больно стукнувшись лбом о бронированное стекло, которое защищало дисплей от таких, как Теплицкий, олигарх откатился назад, потирая набитую шишку. В желудке слипся тошнотворный страх, Теплицкий ещё попятился и столкнул на жуткий белый пол подставку для цветов. Тут всего-то и было мебели: намертво прикрученные к стенкам и полу белые нары да эта подставка — насмешка над человеком.
— Ой… — всплакнул Теплицкий, не замечая даже, как сел на пол около этой сбитой подставки… — Помогите!! Спасите!!
Что-то ужасное заставило Теплицкого невменяемо орать, молить о помощи… Но игрек-камера несла звуконепроницаемые стены и охранялась роботами, так что эти перекошенные ужасом вопли, достойные дикой обезьяны, не услышала ни одна живая душа. Холодная, липкая депрессия проглотила Теплицкого с потрохами, и он просто заплакал настоящими слезами впервые за всю свою жизнь.
Тихий и тёплый вечер зажигал уличные фонари, а во дворе всё бегали дети — мамы никак не могли зазавать их в квартиры и застивить бросить весёлую игру. На парковке перед обыденным девятиэтажным домом спали автомобили, а среди них — «Фольксваген-Пассат», который только с виду был таким же обычным, как его соседи. «Фольксваген-Пассат» принадлежал Звонящей. Она только что вошла в квартиру, положив на тумбочку пакет, содержащий мёрзлую курицу, два литра кока-колы, овощи, яблоки… Она могла бы в этот вечер улететь в Майами, или на Сейшелы, но она, как заколдованная, всё возвращалась и возвращалась в эту простую квартиру в Пролетарском районе Донецка. Она дала себе слово вернуться сюда в последний раз — чтобы проверить… Что?
Она даже не разувалась — прошла через прихожую на кухню в сапогах, оставив продукты, а потом — отправилась в комнату, механически закрыв за собой дверь… Резко развернувшись всем корпусом, она широко распахнула глаза, решившись глянуть на маленький столик в углу, где у неё раньше стояла клетка с нехрональным кроликом. Столик был пуст — только старая газета валялась на нём, которая тут наверное, уже лет пять пылится. На неё Звонящая устанавливала клетку. Клетка пропала, и это нормально, хоть Звонящая и привязалась к нехрональному кролику — его отсутствие принесло ей облегчение. Это доказательство того, что мир спасён, и можно спать спокойно… Но Звонящая прекрасно понимала, что это — не всё: нужно проверить ещё кое-что… Заставив себя двигаться вперёд, Звонящая медленно приблизилась к своему обыкновенному комоду. И внутри у неё засел холодок — неизвестно, откуда он взялся, но она почему-то боялась открывать шкатулку с кошкой, куда положила бесценное бриллиантовое колье — подарок от Эриха Траурихлигена. Если нулевой цикл действительно, пошёл — шкатулка обязана быть пустой. Она и есть пустая… Звонящая скользнула к окну, закрыла жалюзи и задвинула шторы — рефлекс человека, хранящего тайну: чтобы никто не увидел…
Она медленно протянула руку и приподняла со шкатулки крышку. Глаза Звонящей были плотно зажмурены — подсознание боялось смотреть, что там, есть ли что-нибудь на дне шкатулки, или нет. Откинув крышку, Звонящая снова заставила себя распахнуть глаза и глянуть. Ужас мгновенно пронзил её с головы до самых пят, и она даже отпрыгнула, словно бы встретила медведя. Шкатулка чудом удержалась на комоде, не полетела на пол, сбитая неуклюжим мельтешением Звонящей… А на дне шкатулки, кроме ерунды, играя в свете торшера всеми цветами радуги, покоились зловещие бриллианты, среди которых дьявольским блеском горел «Флорентиец». Звонящая едва чувствовала свои ноги — они подкосились, как тонкие ветки, и она села на пол, прижав ладони к горящим от страха щекам. «Раз! Два! Три! Четыре! Пять!» — она считала про себя, чтобы вернуть душевное равновесие, но оно как-то плохо возвращалось — сердце колотилось, как у колибри — появилась даже противная одышка и бросило в жар. Звонящая сгрузила свою куртку прямо на пол, оставшись в одной майке, но прохладнее ей от этого не стало… Звонящая рывком повернула голову и бросила быстрый взгляд на своё правое плечо. Длинная глубокая царапина, которую оставил ей камешек на шлейке, когда Эрих Траурихлиген рванул её платье, исчезла без следа — прямое доказательство того, что пошёл нулевой цикл. Она никогда не встречалась с Эрихом Траурихлигеном, а Эрих Траурихлиген никогда не был в нормохроносе… никогда не был с ней… Но «Флорентиец»… Или ей показалось, что в шкатулке лежит «Флорентиец»? Звонящая с трудом поднялась на дрожащие ноги, по которым плясали мурашки, повернула голову, и глаза её вновь наткнулись на дьявольский «Флорентиец».
— Что за чёрт? — фыркнула Звонящая, стараясь скрыть свой страх и ужас за профессиональной злостью.
Поборов страхи, она методично перерыла свои и условно свои вещи, но не обнаружила среди них ни своего порванного платья, ни платья траурихлигеновской бабушки, ни босоножек из бутика. Она положила эти фантастические вещи в шкафу на отдельную полку, освободив её от хлама, но сейчас тут валяся только этот хлам, который накидал Репейник — для видимости обжитой квартиры. Это очень хорошо, правильно. Звонящая захлопнула шкаф и взяла свой мобильный телефон. Номера, который она набирала холодными пальцами, не было в её электронной телефонной книге, Звонящая запомнила его наизусть.
— Набранный вами номер не существует! Проверьте набранный вами номер! — загнусил в ухо робот-автоответчик, и Звонящая сбросила вызов и запихнула телефон в карман.
Конечно, номер Эриха Траурихлигена не существует, это хронально, правильно, если бы существовал — нужно было срочно вызвыать Репейника и впаивать ему строгач за плохую работу. Звонящая лихорадочно соображала, каким образом нехрональные бриллианты остались у неё, когда дверной звонок разразился настойчивой трелью. Она даже вздрогнула, не ожидав «сюрприза». Чёрт, кто бы это мог пожаловать в такое проклятое, неподходящее время?? Эрих просил её сегодня вечером ждать его здесь, в этой квартире, сказав, что заберёт её навсегда…
Звонящая подкралась к двери на цыпочках, вдохнула побольше воздуха и решительно распахнула дверь…