– Ну ладно, – сказал он. – Не буду тебя принуждать.
Они вышли и побрели обратно. Оба молчали. Юлианна остановилась возле малого манежа и смотрела на Гийома, он уже скакал рысью. Мальчик так трясся в седле, что, глядя на него, ей сделалось дурно. Месье Жилу остановился вместе с ней и, казалось, не собирался уходить. Юлианна опустила глаза и увидела свои ляжки. Затем перевела взгляд на месье Жилу. Даже он был стройнее ее. Она рядом с ним высилась каким-то нордическим бастионом. Не человеческое тело, а крепость! От этой мысли она снова почувствовала голод. Ей очень хотелось что-нибудь съесть. Она подняла взгляд и увидела, что господин Жилу рассматривает ее. Он глядел на нее и улыбался.
– Думаю, что сегодня тебе на оставшуюся часть дня нужно взять выходной, – сказал он. – Съезди куда-нибудь погулять. Осмотрись в городе.
Юлианна взглянула на него с удивлением:
– А как же Гийом?
– Поручу присмотреть за ним кому-нибудь из девушек, которые работают на конюшне.
Он дружески подтолкнул ее туда, где стояла машина. Юлианна нерешительно двинулась к ней, открыла и села на сиденье. Затем поглядела в сторону конторы. Может быть, она поступает нехорошо? Проявляет непослушание? Месье Жилу по-прежнему улыбался. Он энергично помахал ей рукой. Нет, месье Жилу сам разрешил. Юлианна перевела взгляд на ключ и осторожно вставила его в зажигание. Затем развернулась и поехала в сторону Парижа.
Она ведь приехала затем, чтобы посмотреть Париж. Не какой-то сонный городишко за третьей излучиной Сены, а одиннадцатимиллионную столицу, чей пульс бьется мощно и где по уличным артериям текут толпы населения. Юлианна постояла перед собором Парижской Богоматери, лицом к лицу с живущим кипучей жизнью городом. Ощущение было почти болезненное. По достопримечательностям у нее уже все отработано, они сфотографированы и отмечены крестиками. Конечно, осталось еще много других, но последнее издание «Путеводителя», написанного ее отцом, лежит у нее в комнате, на вилле месье и мадам Жилу. У Юлианны нет с собой ни карты, ни описаний. Поэтому она пустилась бродить куда глаза глядят. Она шла по набережным, окаймленным голыми деревьями, черневшими в мягком свете, мимо терпеливо ждущих продавцов, достающих из зеленых ящиков подержанные книжки, захватанные чужими пальцами и надписанные фамилиями исчезнувших владельцев. Она провожала взглядом проплывающие катера, за которыми расходилась водяная дорожка. Плеск набегающих волн отдавался под мостами тихим вздохом. Через дорогу от набережной располагались уличные кафе под красными маркизами, неотличимо похожие одно на другое, потому что в этом городе все столики кафе были круглыми, все стулья – с плетеными пластиковыми спинками, все музыканты играли одни и те же мелодии, а дамы вышагивали по тротуару, как на подиуме. Все это Юлианна уже видела раньше. Она видела это уже задолго до прибытия в аэропорт «Шарль де Голль», задолго до того, как в день приезда отметилась у стойки портье и получила номер в отеле «Эсмеральда». Из года в год от отца приходили открытки и крупнотиражные проспекты с теми же видами. По примеру отца Юлианна тоже запаслась целой стопкой открыток и теперь села с ними в кафе. Там она занялась сочинением бодрых весточек, с краткими отчетами о своей жизни и изложением дальнейших планов. Реальная жизнь таит зародыш художественного сочинения, а в таком ракурсе даже грустные вещи выглядят чем-то приятным. До сих пор она ни разу никому не писала. Да и о чем было рассказывать? О долгих часах, проведенных в домашней работе? О своих неудачах и обидах? О том, как она все время делает грамматические ошибки? Только сейчас она смогла сесть за письма. В открытках не сообщают о поражениях. В открытках пишется о том, как все у тебя здорово. Открытки – это большие барабаны, это фанфары, которые должны вызывать зависть и тоску по дальним странам. Юлианна написала шесть открыток и отправила их в тот же день.
Часов в девять она пустилась в обратный путь. Было уже темно, и дорожные знаки блестели в свете фар четырехугольными лунами. Юлианна не очень хорошо запомнила дорогу. Поэтому она изрядно поколесила по Парижу, высматривая указатели на Сен-Жермен-ан-Лэ. Наконец она остановилась у бензозаправки, чтобы спросить, как ей туда доехать, и только тогда выбралась за город.
Она сильно припозднилась. Было уже десять часов. Потом стрелки подобрались к одиннадцати. И вот уже половина двенадцатого. Когда она приехала, в окнах было черным-черно. Фонарь на крыльце тоже был потушен. В доме все спали. Юлианна подошла к двери и начала тыкать ключом в замочную скважину, ключ никак не хотел в нее влезать. Изнутри что-то мешало. Там был вставлен другой ключ. Должно быть, его там забыли. Конечно, забыли, что еще может быть! Ведь так же? Тут пошел дождь. Во дворе заскулил пес. Задрав кверху морду, он беспокойно бегал по двору. Юлианна достала другой ключ, которым пользовалась, когда ходила кормить собаку. Она отперла замок, вошла во двор и захлопнула за собой калитку. Пес умолк, перестал носиться и замер, глядя на нее. Дождь усилился и струился в темноте, поливая землю. Собака уплелась в дальний конец дворика и улеглась под навесом. Юлианна пошла за ней, земля там еще не промокла. Собака тихонько поскуливала. Юлианне послышалось, что на втором этаже кто-то плачет. Где-то за занавесками кто-то приглушенно рыдал. Собака подползла к Юлианне. Юлианна протянула руку, почесала ее за ухом, потом заползла поглубже под навес и легла, прижавшись к сырой собачьей шкуре.