Места там... Какие, Серый, там места! Какая природа! Деревенька на холме - точнее, то, что от нее осталось - десяток разваленных домиков и фундаменты травой поросшие - уже и не поймешь, что там было. Справа лес - конца-краю не видно, слева - низина, а в низине - озерцо. Чистое, темное, и, похоже, глубокое. Вот, думаю, куда б на природу выехать! Рыбу поудить, палатки поставить, в лесок этот по грибы сходить... А воздух!..
Ладно. Спустились мы, значит, с холма и оказались... когда-то было это, надо понимать, центральной улицей. Шины в землю вкопаны, детские горки ржавые в теньке у тополей, сарай покосившийся с вывеской "Соки-Воды", будка трансформаторная раскуроченная - ну, понятно: бомжи местные медь добывали. И тишина.
Нет, Серый, ты не поверишь, какая там тишина стояла. Ты не поверишь, Серый, а я описать не смогу - слов не хватит. Как в церкви тихо было, Серый, как на кладбище... Кстати, кладбище тоже невдалеке маячило... Нет, Серый, давай, лучше, налей нам по соточке... Закончилась? Так неси еще. Я ж тебя как облупленного знаю - есть у тебя эн-зэ, есть...
Руки? От нервов руки трясутся. Даже не от нервов, что уж там. От страха. В ужасе я, Серый. Аж мороз по коже, аж в глотке холодно...
Да, да давай за здоровье. И за душевное в том числе... Закурю я, Серый, ты уж не серчай...
В общем, идем мы, значит, по улице, рассматриваем живописные руины древней советской цивилизации. Дошли до чего-то вроде тупичка с кирпичным сараем - остановка автобусная. Даже расписание на столбе сохранилось. Гляжу я на него и думаю: да-а-а, а при развитом социализме сюда попасть было не проще, чем сейчас - единственный автобус два раза в неделю приезжал. И тут вижу: валяется прямо возле остановки пустая пластиковая бутылка от газированной воды. Совсем новая, понимаешь? А Колян: смотри, говорит, начальник! Во-о-он на том конце улицы!
Поднимаю я глаза и - опа! - велосипеды. Два велосипеда, точнее. Дорогие, туристические и, кажись даже, одной марки, только один зеленый, что твой кузнечик, а второй красный, как пожарная машина. Стоят себе, как ни в чем не бывало, у крайнего по улице дома.
Ну, думаю, нашлись, голубчики. Забухали тут, небось, деревенской самогонкой и в ус не дуют, а родители по моргам звонят. Старая как мир история.
Подошли мы к велосипедам, а на них, скажу тебе, ни грязи, ни даже травинки в спицах - сверкают, чисто новые. На рамах - фляги для воды, на багажниках - вещевые контейнеры. Из забора бетонного прут арматурный выпирает, так пацаны свои "байки" к нему велозамками намертво прикрутили.
Ладно, думаю, а где сами пацаны? И перешагиваю через забор, там, где он совсем обвалился. А за забором - пустырь, травой заросший, а посреди пустыря - дом. Серьезный такой дом, большой. Может, клуб у них там сельский был, или председателя хата, черт его знает.
Стоим мы там с Коляном, курим, осматриваемся, а с места - ни ногой. Я на него смотрю: мол, чего встал, как паралитик? А он на меня косится и цигаркой пыхтит. Ну, чисто цирк клоунов-инвалидов. А почему стоим и сам не понимаю. Гляжу по сторонам: ну, дом. Крыша почти вся обвалилась, окна повыбиты, но в деревне, пожалуй, самый целый будет. Крыльцо даже стоит; на ступеньках бутылки битые да, почему-то, лампочки перегоревшие валяются. На стене - мазня какая-то, видать краской из баллончика... Нет, Серый, "граффити", это когда красиво рисуют, пусть даже непонятно, а тут - мазня мазней... Тоже мне искусствовед...
Так. А вокруг дома, значит, пустырь. Хороший такой пустырь, большой. И какая штука получается: все улицы бурьянами заросли; хорошими такими бурьянами, мне по шею будут, а здесь - ни травинки. Вообще, то есть. Гравий под ногами, асфальт... ну, что там от него осталось, земля... Даже не земля, а так, пыль серая. От крыльца дорожка, вдоль дорожки каркасы от лавочек стоят, а в центре пустыря - столб фонарный. Бесхозный, понятно: обрывки проводов на ветру качаются, изоляторы разбитые... А вокруг столба - кострище...
Нет, Серый, когда я говорю "вокруг" это значит вокруг. Кольцом ветки кто-то вокруг столба жег, понял? Давно, правда, жег, пару недель назад, а то и больше. Бутылки пустые на земле валяются, стаканчики пластиковые, пакеты мусорные - все как обычно.
Двинулись мы к дому. Я руки рупором сложил и кричу: "Эй, пацаны, выходим! Погуляли и хватит!". И - тишина. Даже эха не было, все равно как в погреб кричал.
Остановились мы у столба этого. Я опять: "Пацаны, милиция, то есть, тьфу, полиция по ваши души! А ну выходите, а то сейчас и от нас ремня получите наперед папки!".
И опять - ни гу-гу. Только чувствую я, Серый, что как-то не по себе мне становится. Холодок какой-то по спине продирает, а почему - черт его разберет! Час дня; солнце светит как шальное, "ствол" в кобуре, вокруг - никого, а вот не поверишь, Серый: трясутся поджилки и пот холодный по шее. Гляжу на Коляна - та же история: бледный, как Кащей, зубы стиснул, глаза бегают... Я-то ладно, ты и сам знаешь, какой из меня "герой" - по малолетству темноты боялся хуже черта, но Коляна-то ломом не перешибешь. Колян - ка-мэ-эс по рукопашке, это его у нас на районе все боятся, а не наоборот. А тут смотри: тоже сдрейфил. И запах... Бумагой паленой несет, а откуда - не понять. Старый такой душок, застоявшийся, точно на пожарище...