Ох и жуткое чувство, Серый! Ох и жуткое! Будто дуло кто к затылку приставил. И что-то точно кричит во мне: не смотри! Не оборачивайся!!
Повернул я голову - только позвонки хрустнули как петли дверные - и увидел я... Ничего я не увидел, Серый, только мелькнула за окном какая-то тень, вроде как птица пролетела. А потом услышал я звук - что-то от окна уходило.
Что-то здоровенное, Серый! Аж пол под ногами вздрагивал! И звук... ох, ну и звук же был! Как будто тащат по гравию здоровенную скользкую жабу с несварением желудка: бурчало оно, плюхало, шуршало... Тьфу-тьфу, чтоб тебя... Потом что-то заскрежетало, как жестянка по камням - и тишина.
Ну, думаю, приплыли. Пощупал Коляну пульс - нет, вроде, не сердце, просто обморок. Ленка-то у меня врач; я в этих делах кое-что соображаю. Но все равно приятного мало. Достал я из кобуры свой "Макаров" и во двор.
Добежал до окна - никого. Только под окном на земле пятно какое-то черное, точно смолу разлили и смрад такой, что аж глаза заслезились. Никогда я такой вонищи не нюхал; даже сравнить не с чем. Думаю, и наблевал бы прямо там, если б в желудке было что-нибудь, кроме лимонада. Гляжу - от окна к забору тянется эдакая мокрая дорожка, даже не мокрая а какая-то осклизлая, как будто улитка проползла. Только была эта улитка, должно быть, размером с трактор, потому как кусок забора снесла начисто. Подошел я к тому месту где забор упал: вокруг куски бетона валяются а из них арматура торчит и, вроде как, дымится, словно кислотой облитая.
Тут слышу: свист и хлопок. Знаешь, как петарды эти, что сперва взлетают? Вот, примерно, так. А потом что-то свернуло в небе - и опять тишина. Верчусь я как волчок, по сторонам зыркаю, и думаю: да что ж это такое творится, в самом деле?! И тут вижу: прямо над кладбищем, что рядом на холме, какой-то... какие-то... Даже не знаю, как и сказать... Что-то вроде огоньков. Как, знаешь, отсвет от катафота в жарком воздухе, когда он над дорогой колышется. Но не успел я толком разглядеть, что там - а, между нами говоря, и хорошо, что не успел - слышу: орет Колян. Вопит не своим голосом.
Серый, никогда я не слышал, чтобы человек так кричал. Никогда, понимаешь? А я уж наслышался всякого, сам знаешь. Орал Колян так, точно тащат его в пекло, по кусочкам тащат, слышишь, Серый?!. Нет, не успокоюсь, и не проси даже... Да, спасибо, будь здоров... Фу-у-х, теплая, зараза... Дай закурю...
Как я до дома добежал даже не помню. Через окно внутрь заскочил; руки порезал об осколки стекла, что в раме торчали и не заметил даже. Да только не было там уже Коляна. Не было. А на его месте, где он до этого в обмороке лежал...
Ничего я не увидел, ясно?! Ни-че-го! Так, может быть, одним глазком... Не запомнил я ничего, ясно тебе, Серый? И слава Богу, что не запомнил. Так, темноту какую-то увидел и тут же вылетел обратно в окно, словно меня пружиной выбросило. Сердце колотилось, что чуть не разорвалось. Поднялся я с карачек и пошел на негнущихся ногах к забору, туда где велосипеды стояли...
Потом помню: стаю у остановки, курю. Руки трясутся, вся рубашка в пепле, пот глаза заливает. Но, вроде, оклемался маленько. Только вижу, Серый - вечереет. Вот те крест! Только что день был, да и на ходиках моих командирских половина второго, а только гляжу - солнце садится. Закат. И солнце, Серый, солнце... Огромное, красное, дурное солнце, точно и не наше вовсе. Цвета все стерлись, только красный и черный, как в печи, духота, холод, бумагой паленой воняет... Да, знаю, путаюсь, заговариваюсь, а куда деваться - слов не хватает...
Все вокруг поменялось, Серый, все вообще... Нет, деревенька, вроде, та же самая, а вот все остальное... Небо какое-то плоское, тени черные, как мазута, предметы вот... Стоит, понимаешь, дом в конце улицы, а я его вижу, как будто он у меня перед носом. Со всех сторон сразу вижу, Серый! Точно его по бумаге раскатали, навроде этих поделок из журнала "склей самолетик". Не понять даже, где верх, а где низ - все перепуталось.
...Ох и дал же я деру, Серый! Ох и дал! Стыдно мне, Серый, стыдно! Если по уму, по-товарищески, то надо было мне назад возвращаться, Коляна искать, но такое мне даже в голову тогда не пришло. Бежал я оттуда, так как никогда не бегал. Даже не помню, толком, ничего: какие-то кусты, вода под ногами хлюпает, а я ломлюсь через них как бешенный лось; рядом что-то чавкает, шуршит... Может, конечно, и нервы.
Бежал я долго, пока сил хватало. Да только сам знаешь, какой из меня спортсмен. Подкосились ноги и сел я на землю. Сижу, хватаю воздух, а сам думаю: да где же я? Осмотрелся - батюшки! - кладбище. Оградки покосившиеся, кресты, памятники поваленные... Да это ж то самое кладбище, что я на холме видел! Что же это получается: бежал я бежал, а пробежал всего-то метров пятьдесят? Быть того не может!