====== Глава 181. “Поле Z”. ======
Едва только циферблат часов показал восемь утра – Сенцов ураганным вихрем влетел в пробойную, собираясь надавать “самшиту” Репейнику лещей... -Здорово, брат! – встретил его постоянно весёлый голос Репейника, Сенцов застрял, а Репейник, который восседал на своём обычном месте за компьютерами, отгрыз кус от аппетитной пиццы и довольным тоном сообщил: -Слушай, Старлей, я установил в бессбойном боксе твоей Кати видеотранслятор и передатчик – можешь глянуть на неё и даже поговорить, если хочешь! Услыхав эти слова, Сенцов мгновенно забыл про Траурихлигена, про его деосцилляторы и глобальные катастрофы. Какой-то гипотетический Траурихлиген, который, может быть, уже погиб, подождёт, ведь Константин, наконец-то сможет поговорить с живой Катей! -Покажи мне её... – взмолился Константин. – Пожалуйста... – он даже забыл, что собирался вешать Репейнику лещей. -Один момент! – кивнул Репейник, отгрыз от пиццы ещё один кус и затрещал на одной из своих клавиатур. – Туда смотри! – его палец упёрся в здоровенный монитор, повешенный на стену, и взгляд Сенцова машинально переместился к нему. Тёмный монитор “ожил” и засветил заставку в виде двух котят и огромного клубка зелёных ниток. Константин таращился на этих котят и видел, как они сменились скучной вереницей белых букв на синем фоне, а потом – монитор отразил унылое мглистое помещение с серыми стенами и металлическим полом. Посреди помещения торчала одна ободранная кроватка с железными ножками, а на кроватке ютилась Катя, поджав под себя обе ноги и поминутно оглядываясь по сторонам. -У неё в боксе такой же монитор, а у тебя над башкой – видеокамера! – сказал Сенцову Репейник, небольно ткнув его локтем в бок. -Ты что, не мог ей нормальную кровать принести? – рыкнул Сенцов. – Она же спятит на такой развалюхе! Это же не карцер в конце-то концов! -Эта кровать хроностабильна! – непоколебимо отпарировал Репейник. – Я установил это на опытах: советские железные кровати индифферентны к колебаниям континуума, а современные, из ДСП – пробрасываются вместе с туристами куда попало! Не мешай мне, Старлей, сейчас, я передатчик включу – сможешь поздороваться! Репейник вновь завозился с клавиатурой, а Сенцов взглянул на монитор и увидел, что Катя повернула лицо и смотрит прямо на него. -И не глазей так – она в монитор смотрит, а камера прямо над монитором висит! – объяснил Репейник. – Давай, здоровайся – я включил! Константин набрал в лёгкие воздух и... заглох. Его лицо покрылось потом, а слова застряли – из-за чувства вины он даже буковки выдавить не мог. -Костя... – первой заговорила Катя – её голосок, заплаканный, слабенький зазвучал из динамика и даже испугал Сенцова. -Что со мной? – вдруг спросила Катя, глотая слёзы. – Мне кто-нибудь скажет? -Ты, сестрёнка, нехрональна! – закаркал Репейник, отпихнув от передатчика Сенцова. – И будешь в боксе сидеть! -Репейник! – разъярился Сенцов и едва не задвинул Репейнику затрещину – побоялся лишь того, что последний обидится и больше не покажет ему Катю. -Что? – огрызнулся Репейник, всё не подпуская Константина к передатчику. – Я ей правду сказал, потому что она будет сидеть у меня в бессбойном боксе до тех пор, пока я не пойму причину её нехрональности! -Можно мне? – Сенцов всё рвался к передатчику, но Репейник ненавязчиво пихнул его и сказал: -Я установил эту систему, потому что так удобнее её допрашивать: скафандр-то мешает! Я позавчера так намучился, что плюнул и решил через передатчик допрашивать! -Так ты её ещё и допрашивать будешь? – возмутился Сенцов, ведь Катя и так сидит в боксе, как в тюрьме, боится тут всего, а ещё и допрос... -А как же? – удивился Репейник. – Что я узнаю, если не буду допрашивать? Ты же хочешь, чтобы я её скорее выпустил? -Хочу, – признался Сенцов и осведомился: -Ты её хоть кормил? -Четыре раза в день кормлю! – проворчал Репейник. – Я ей мивину уже не даю – не ест – из отеля “Рицци” приходится везти ей шлюмпимпинеллу! Да и посуду за ней знаешь, как тяжело убирать? Она же у тебя кусается, как лев! Я уже и сам хочу избавиться от неё поскорее! -Ладно, допрашивай... – вздохнул Сенцов, жалея бедняжку Катю и всё больше злясь на проклятого Траурихлигена. Репейник поёрзал в кресле, доел пиццу, не предложив Сенцову ни миллиграмма, и потребовал от Кати голосом следователя Крольчихина: -Расскажите последнее, что вы помните перед тем, как оказались здесь! Сенцов неотрывно смотрел на монитор видеотранслятора и видел, как Катя зябко ёжится, примостившись на краешке своей старенькой кроватки. -Я... – всхлипнула она, вытирая глаза руками. – Я... пошла в ларёк, за хлебом... Я только двор прошла... А потом очнулась тут... Что со мной? Репейник проигнорировал Катин вопрос. Он поглядел в потолок, а потом опять начал спрашивать: -А что с вами было накануне? Вы не помните ничего необычного? -Я... ходила на работу... – пролепетала Катя. – Пришла домой, приготовила ужин... Я уже давно чувствовала себя неважно... Подозревала, что беременна... – она вдруг проявила откровенность: уверовала, видно, что Репейник её спасёт, а Сенцов чувствовал, как в нём поднимается непонятная злость... На самого себя, ведь только лишь сам Сенцов виноват в том, что Катя ушла к Степану... -Ей мозги обработали каким-то полем, от которого её тошнит! – негромко сказал Репейник Сенцову. – Возможно, оно и сейчас на неё действует и является причиной её нехрональности! Я должен разобраться, что за поле – только тогда я уберу её остаточный след! -Когда я смогу пойти домой? – пропищала из передатчика Катя, заставив Константина вздрогнуть. Он бы сказал ей, что завтра, или даже сегодня, но не может, потому что это- наглое враньё... -Отлично! – просиял Репейник, сбив Сенцова с мыслей, и показал Кате через видеокамеру фотографию Сенцова. -Вы знаете, кто это? – осведомился он, прекрасно зная, что Катя сейчас видит Сенцова у себя на мониторе так же хорошо, как и эту фотографию. -Костя, – ответила Катя. – Он же около вас сидит... Зачем фотография? -Отлично! – снова просиял Репейник. – Соображать не разучилась. А кто я такой? -Милиционер... какой-то... из Костиного отдела... – неуверенно протянула Катя, не зная, куда деть свои руки. – Я вас раньше не видела... Вы, наверное, новенький? -Новенький, – согласился с ней Репейник, и снова спросил и выставил к камере ещё одну фотографию – теперь уже – Траурихлигена: -А это кто? -Бандит... – проронила Катя. – Этот... как его... Буквоед... или Суслик... Извините, я не помню точно, кто это... -Хорошо, – похвалил её Репейник. – Спасибо, гражданка Селезнева, на сегодня хватит! Репейник, наконец-то, дал Кате покой, вырубил передатчик и повернулся к Сенцову. -Она помнит Траурихлигена! – выкрикнул он в самое ухо Константина, чуть не сдув его с кресла на пол. -Не уверен... – пробормотал Сенцов, злясь на то, что не может вставить слово и рассказать Репейнику про доктора Барсука. -Ну и что, что она назвала его Сусликом? – взвился Репейник. – Она всё равно его помнит, и мой диагноз таков: после того, как я пытался снять с неё след, а Красный поработал “вышибалкой” – ей ничего из этого не помогло, потому что на неё действовало это поле, назовём его “полем Z”, она была усыплена, поэтому ничего не могла нам сказать. Вы с Красным оставили её дома, а потом, уже после этого с ней снова поработали “вышибалкой”! Но на неё всё ещё действовало “поле Z”, поэтому её память стёрлась не до конца! -И кто же это приходил к ней после нас? – тупо пробухтел Сенцов, сбитый с толку трещанием Репейника. -Траурихлиген! – заявил Репейник и тут же хлопнул себя по лбу, едва не свалившись на пол. -Чё-ё-ёрт! – заголосил он, взмахивая руками. – Да Барсук мне это две недели твердил! Чёрт, вот это я самшит! Чёрт! Он мне твердил, а я? Упёрся рогом, как лось, и всё блеял, что это невозможно! Старлей! – Репейник схватил Сенцова за воротник рубашки так, что затрещали несчастные нитки. -Что? – выплюнул Сенцов, начиная задыхаться, потому что Репейник сдавил ему шею. -Я – лось! – всхлипнул тот и выпустил изрядно смятый воротник. -Я всё утро хотел тебе это сказать... – пробормотал Сенцов, расправляя воротник. -Что? – воскликнул Репейник, плотно вдвинувшись за компьютер и начав что-то на нём усердно делать. -Что ты – лось... – по инерции выдал Сенцов и тут же запнулся: -А-а о-о ы-ы... Тьфу! Нет... То есть, что Траурихлиген надул нас с “вышибалкой”. Он специально сдался, чтобы мы от него отвязались... А сам... -Вот это я сейчас и проверю! – отрубил Репейник и заглох, полностью погрузившись в виртуальную реальность. Репейник копался вот уже полтора часа и даже ничего при этом не ел. Сенцов всё не уходил, ожидая, что потный, покрасневший Репейник выдаст ему какой-нибудь результат, однако Репейник всё молчал и лазал в каком-то Интернете или игрек-нете... Константин не знал, где именно лазает Репейник. -Ну, нашёл что-нибудь? – осторожно спросил Сенцов, заметив, что Репейник прекратил терзать клавиатуру и уставился в монитор, надув щёки. -Ничего! – выдохнул Репейник вместе с воздухом. – Ни зги! -И... что теперь? – осведомился Сенцов, глупо ёрзая в кресле и от голода поглядывая на сэндвичи Репейника. -Если за три дня ничего не найду – придётся запускать осциллятор и включать вам коридор переброса! – постановил Репейник и схватил один сэндвич правой рукой. – Съездите туда и глянете, что там творится, а потом, когда доложите – будем думать дальше!
====== Глава 182. Спонтанный хронотурист Максим. ======
Вся общага буквально, скакала на ушах. Последний сданный зачёт подарил её обитателям шальные крылья и поселил в их буйные головы вольный ветер. “Мученики науки” позволили себе шумно расслабиться и проявить неземную радость за десять дней до того, как на них громадой надвинется всепоглощающая сессия, после которой выживут далеко не все. Из окон в светлое майское небо вылетали музыкальные раскаты, и даже коменданты в этот день были не так уж и злы. Многие оболтусы не сегодня-завтра уедут по домам, и целых десять дней общежитие будет стоять сиротливым, опустевшим и тихим. -Зачем она тогда о чувствах соврала?? – разрывались не очень голосистые исполнители поп-музыки в магнитофонных динамиках. В комнате номер двадцать два на втором этаже, где жил третьекурсник Максим, тоже праздновали. Его соседи по комнате – отличник Вадик и бородатый рокер Карабас – пригласили каких-то своих друзей, которые заполнили собой всё небольшое пространство. Максим их не знал, хотя, какая разница? Он уже проглотил почти, что литр пива, и сидел, умиротворённый, как сытый дипломат. Кто-то принёс водки, завели музыкальную “карусель”, и понеслась веселуха до самого утра... Танцы, водка, колбаса – кажется, копчёная, а может быть, и нет... Кто-то звонит кому-то с чужого телефона, девчонки хохочут. Ваты в голове Максима становилось всё больше. -Береги, береги моё сердце... – ныли какие-то тоненькие и противные голоса не то в бумбоксе, не то в ушах. А потом – мир сделался зыбким, как речная вода, перевернулся вверх дном... Максим, перебрав “кислоты”, обрушился под развороченную кровать Карабаса, на которой восседало и покачивалось в спиртовом тумане человек восемь, и там мертвецким сном заснул... Сознание возвращалось по частям, и первой в хаосе возникла дикая головная боль. Потом в пустоту ворвалась отлёжанная рука, потом – загнутая в неудобную загогулину левая нога, помятые бока, некий зябкий сквозняк и яркий свет... Максим распахнул глаза и сразу же зажмурился – до того ярким этот свет оказался. Он лежал на чём-то твёрдом, неровном, колючем и – вниз головой. Максим открыл глаза во второй раз – только осторожненько, по одному, и ужаснулся: он лежал животом на каком-то большом камне, что торчал посреди незнакомого поля, покрытого дикими ковылями. Что это?? Сон?? Ветерок подувал и приносил с собой очень странный запах чего-то, что подгорало, горело, или сгорело... На кухне горит?? Но, нет, нет кухни. Максим протёр глаза: авось это всего лишь видение от избытка спиртного, и оно сейчас исчезнет?? Но – нет, не исчезло. Максим действительно, проснулся в поле, на камне, в пугающем одиночестве. Страх придал ему сил, он поборол головную боль и слабость, и вскочил на ноги. Его сразу же повело в сторону, Максим потерял равновесие и рухнул на коленки, около камня, что с недавних пор послужил ему жёсткой постелью. С неба на Максима светило солнышко и пекло ему макушку. Над ковылями порхали беззаботные белые капустницы. Максим понял, что это, скорее всего – прикол Карабаса – дружок всего лишь пошутил над ним, подговорил кого-то испугать Максима. Пока Максим был в отключке – его, возможно, взяли за ноги, выперли из комнаты и притащили на какой-нибудь пустырь неподалёку от общаги. За ним, наверное, сейчас наблюдают несколько пар глаз: попрятались, придурки, в кустах и смотрят, как он тут медузой ползает и кипит мозгами, соображая, где находится. -Карабас, я всё понял! – крикнул Максим, снова водворившись на нетвёрдые и шаткие ноги. – Вылазь, давай, сайгак, щас костылять буду по тыкве! Карабас молчал. И кто-либо другой – тоже, молчал. Глухо так молчали, словно вокруг никого не было – только вот этот вот суслик, который высунулся из норы, пару раз свистнул, а потом – почему-то припустил прочь прямо через открытое поле неизвестно, куда. -Карабас? – неуверенно спросил Максим у пустоты. Пустота откликалась лишь щебетом ласточек и свистом стрижей, что ракетами проносились над головой. -Карабасыч?? – испуганно позвал Максим, всё чётче осознавая, что все кусты пустые, никто там не сидит, не наблюдает, и вообще, его все бросили. Кроме щебета ласточек и шума ветра откуда-то издалека долетал до слуха какой-то неясный грохот, словно бы там вовсю запускали петарды. Максим не понял, что это грохочет, он повернул голову и глянул в ту сторону, где грохотало, и увидел, что там сгущаются тёмные тучи, пронзаемые белесыми и оранжево-жёлтыми вспышками. Гроза? Какая странная гроза... А земля под ногами меленько дрожит, будто где-то вблизи валится что-то тяжёлое... -Эй? – Максим уже не надеялся на Карабаса – ему бы хоть какого человека тут найти. -Ты чего стоишь, как пень? – за спиной раздался резкий чужой голос, и тяжёлая рука больно хлопнула по плечу, едва не повергнув больного с похмелья Максима в траву. – Здесь сейчас фашисты будут! Давай, рой окоп! Незнакомый парень в чём-то драном, грязном и зелёном сунул в руки Максиму странную лопатку и показал пальцем вниз. -Копай! – настаивает. – Тьфу, стиляга! – презрительно плюнул он, критически осмотрев футболку и джинсы Максима. Максим опешил. Нет, он просто остолбенел. Какие фашисты?? Какой окоп?? Это... розыгрыш?.. -А... где Карабас? – промямлил Максим, глупо держа врученную лопатку на раскрытых ладонях. -Тунеядец! – оценил его незнакомый парень и повернулся, чтобы куда-то идти. – Сейчас, товарищу комроты про тебя доложу, будешь знать, как валять дурака! Парень куда-то убежал, сверкая запачканными неказистыми сапогами, а Максим всё ещё торчал около камня, на котором проснулся, и тупо разглядывал лопатку. -Этот? – вопросил поблизости другой чужой голос – более низкий, авторитетный, как у препода. -Он! – ответил парень в зелёном. Перед Максимом вырос немолодой человек в какой-то военной форме, но без погон, с красной звездой на странной надвинутой фуражке. Он просверлил Максима крайне недоверчивым взглядом из-под опущенного козырька, потом – подёргал его футболку, синюю с надписью “I ? Rock”, и пробормотал под свой крупный нос: -Шпион? Нет... -Я... студент... – робко начал Максим, не выпуская из рук лопатки. Незнакомец в фуражке хмыкнул, отцепился от Максимовой футболки, схватил рукой свой подбородок и задумался. -Взять под стражу, товарищ комроты? – осведомился парень в зелёном, пристраивая на голову пилотку такого же зелёного цвета. -Глущиков, продолжить рыть окоп! – отослал парня “товарищ комроты”, не спуская с Максима удивлённых голубых глаз. -Есть, продолжить рыть окоп! – Глущиков едва не потерял пилотку, когда вытянулся, отдавая честь. Глущиков испарился, а “товарищ комроты” потоптался немного на месте, а потом сурово вопросил у растерявшегося Максима: -Ты знаешь, кто у нас по правому флангу?? -А-а, – покачал головой Максим. -Отвечать по уставу! – надвинулся на него “товарищ комроты” и даже стиснул увесистый кулак. Максим съёжился, перепугавшись того, что этот маньяк сейчас, чего доброго, его поколотит. К тому же, он не знал никакого “устава”, и понятия не имел о том, как по нему отвечать. -Из-звините, – принялся, заикаясь, извиняться Максим и даже выронил лопатку – до того он был огорошен всеми этими странными типами и их “приколами”. – Я, тут, из общаги... Из Технического... Ну, улица Ватутина, это недалеко, наверное... Максим так лепетал, что этот суровый “товарищ комроты” разжал кулачище и уставился на него со страшным изумлением в глазах. Потом он поскрёб рукой макушку под фуражкой, подобрал с земли лопатку и, процедив: -Контузило, что ли? – словами: -Пойди, там вон, посиди... – отправил Максима на его “постельный камень”. -Я пока... подумаю, – пробормотал “товарищ комроты” и, прихрамывая, отошёл в сторонку. Максим был рад тому, что этот “товарищ” его не поколотил, ведь драться он не умел совсем. Он послушно сел на камень, хотя последний был твёрд и неудобен, и решил всё же, определить, где же он находится-то? Он неплохо знал Донецк, и на пустырях они с друзьями много раз бывали, ездили на шашлыки... Нет, это незнакомый пустырь. Ни одного кострища, ни одной бумажки – только ковыли. Кроме странного Глущикова и маньяковатого “товарища” тут было ещё много других не менее странных субъектов, одетых точно так же, как Глущиков. Каждый из них имеет лопатку, и каждый из них что-то роет. Неужели, окоп? Что это? Военные учения? Вот это молодец Карабас! Вот это прикололся! Сейчас бедного Максима ещё под трибунал какой-нибудь отправят за то, что он сюда припёрся... Супер! Ну, просто отпад! Сидя на камне, Максим вдруг решил, что для него ещё не всё потеряно. А что, если попытаться тихонько улизнуть от них, пока они копаются и не смотрят на него? Пожалуй, да, это – вариант! Максим осторожно встал с камня, стараясь не наступить на сухую ветку, тихо прокрался и нырнул за куст. Всё, он их не видит, они его не видят – можно бежать! И Максим побежал. Пустырь закончился и начался какой-то запущенный... сквер? Парк?? Лес??? Больше на лес похоже – так густо и беспорядочно торчат тут древесные стволы... Он старался бежать туда, где тихо и светло, а не туда, где вьются тучи и лупят некие выстрелы, потому что инстинктивно понимал, что там небезопасно. Вскоре ему пришлось продираться, потому что начались какие-то дебри. Над головой летали потревоженные птицы и кричали так надсадно, так жалобно... Внезапно дебри закончились, и Максим вырвался куда-то, где снова росли ковыли. Он ещё вовремя застопорил ход, потому что прямо перед ним мир обрывался вниз крутым речным берегом. Речушка внизу текла тонюсенькая – тоньше Кальмиуса раза в два, а то и во все три. Противоположный берег, который отлично виднелся с высоты, был пологий,утыканный камышом и осокой. Над спокойной водой носились большие стрекозы и какие-то мелкие пичужки. Нет, Максим и этого места не знает. Это не парк Щербакова, не парк Ленинского комсомола, не Кальмиус... ничего! Он попал неизвестно, куда, и там заблудился! Назад надо идти, там какие-никакие, а люди. Они на худой конец, могут позвонить в универ, и его заберут... Ну и что, что потом всыплют? Зато – домой вернётся... И Карабасу башку отшибёт... Он стоял и размышлял на крутом берегу реки, не замечая, что на другом, пологом, берегу топчутся группкой какие-то люди, одетые в одинаковые серые костюмы. Они смотрели на него, для них Максим был, как на ладони, они даже тыкали в него пальцами... А потом один из них достал пистолет. Максим спохватился лишь тогда, когда грянул выстрел, и у самого его уха просвистела страшная пуля. -А! – перепугано взвизгнул Максим, не разбирая под собой дороги, попёр обратно, в густые заросли. – Спасите! Вторая пуля врубилась в ствол около его виска, и отколотая щепка едва не угодила в глаз. Максим чуть не упал, споткнувшись о какой-то дурацкий корень. Ну, Карабас, чёрт бы его побрал! Кто это? Бандиты? Или учения? Да они тут зажмурят его и не подавятся! Максим опять оказался на берегу речки, только в каком-то другом месте, где, слава богу, не было ни маньяков, ни бандюг, ни сумасшедших. Максим был рад, что остался в одиночестве. Да, лучше выбираться отсюда одному, чем попасться в лапы психу, которому некий сайгак вручил оружие... Грохот становился громче, словно бы то, из чего стреляли, приближалось. На горизонте, за рекой вставали какие-то сизые дымные столбы, топорщились страшные чёрные тучи, а вспышки попадались такие, что порой бывали и поярче солнца. В воздухе плыла желтоватая дымка, воняющая чем-то палёным. “Тут сейчас фашисты будут...” – проорал ему на ухо тот странный Глущиков. “Фашисты будут...”. Внезапно Максим услышал в кустах какой-то шум, похожий на гомон голосов. Там кто-то есть, и они разговаривают. Громко, однако, Максим ни слова не понял... Он осторожно сдвинул с места раскидистую ветвь с волчьими ягодами и сразу же отпрянул назад. В лицо ему целилось чёрное, бездонное дуло какой-то пушки. -Чёрт... – вырвалось из Максима, наверное, от страха. Тут же к нему повернулись десятки голов, ведь кроме пушки в кустах пряталась какая-то большая компания... -Хальт! – кашлянул кто-то, кто-то другой громко пальнул, и Максим побежал, закрыв голову руками. Нет, здесь что-то очень и очень не так... Позади что-то часто-часто стрекотало, а над ушами Максима – жутко свистело, древесные стволы вокруг покрывались дырками. Он бежал куда попало и вскоре – провалился в яму, покатился вниз по камням, упал в воду. -Русиш! – презрительно выплюнули у него над головой. Максим повернулся и увидел, что его окружили. Их было много – человек десять, может, пятнадцать, или ещё больше. Они стояли полукругом, а он – лежал перед ними в какой-то стоячей, вонючей воде, мокрый, с тиной на голове и на плечах. Они были одинаковые, одеты в серое, кажется, в какие-то мундиры... милицейские? Нет, не такие мундиры у милиции. Иностранные? Максим не знал, как выглядят иностранные мундиры. А они смотрели на него, как какие-то пришельцы из фантастического фильма – пустыми зомбированными глазами, но у каждого на плече висел автомат. “Фашисты будут...” – громыхнули в несчастной, больной голове жуткие слова Глущикова. Нет, это страшный сон, кошмар по пьянке, такого не бывает в природе... Вот это – Карабас, вот это – прикололся! Один жутик уже поднимает автомат и под дружный невнятный гомон других приготовился стрелять... Вдруг откуда ни возьмись, загремели другие выстрелы, отдаваясь звоном в ушах Максима, и эти жуткие монстры один за другим полегли. Те, кто остался в живых – бросались наземь, поднимали автоматы, оглушительно стрекотали в ответ. Максим перепугался почти до полусмерти и, как страус, сунул башку свою прямо в тину. бах! бах! – его уши уже почти не слышали, так громко они бахали. Страх отнял у бедняги ноги, Максим лежал лицом в вонючем иле, а вокруг него врубались пули. От дикого ужаса он рыдал. Всё, ему пришёл конец... -Эй, стиляга! – знакомый голос пробудил к жизни, и Максим зашевелился. -Да поднимайся ты! – чьи-то руки схватили его и усадили. Максим сидел, как мешок, ссутулившись, и глотал сопли. Он был весь мокрый, в грязи, в иле, в тине, в листьях, в ветках – во всём, что только мог нацеплять на себя неудачник. У него перед носом маячила физиономия Глущикова, который всё теребил его, и много других физиономий, которые что-то ему говорили. -Жив?! – сквозь физиономии протолкался “товарищ комроты” вместе со своей фуражкой. – Ну, стиляга! Засаду немецкую нашёл! На Максима обрушился хлопок по плечу, настолько крепкий, что он едва не плюхнулся назад в болото, из которого его только что выловили. -Немецкую? – пробормотал он, не веря ни тому, что слышал, ни тому, что сам сказал. Неужели, Карабас экстази притарабанил?? Или чего похуже надыбал?? Слишком уж суровые у Максима глюки... -Ну, стиляга, как с луны свалился! – вклинился Глущиков и подтолкнул к пересохшим губам Максима флягу. – Пей, что ли? Максим понял, что он жутко хочет пить: сушняк с перепоя был дикий. Он припал к этой фляге, которая имела неприятный железный вкус, и принялся жадно глотать, обливаясь. -Ка-какой сейчас год? – выдавил он, напившись. Физиономии вокруг него подняли хохот. -Не знаешь? -Забыл! -Ну и стиляга! Они принялись кидать насмешки, но Максиму абсолютно не хотелось смеяться. -Я серьёзно, – сказал он, разглядывая тех, кто вокруг него собрался. – Скажите мне, какой сейчас год? -Сорок первый с утра был! – выдавил сквозь хохот Глущиков. – Немчуры тут – что собак, а ты лазаешь по кустам, как одичалый! Ты кто вообще? -Студент... – пискнул Максим, чей взгляд остановился на унылом пареньке в сером, которого скрутили, связали, освободили от оружия и посадили поодаль, держа на мушке пистолета. -Рабфак? – осведомился Глущиков, закручивая изрядно облегчившуюся флягу. -Нет, физический... – бросил Максим и кивнул в сторону связанного: -За что вы его так? -Пленного никогда не видел! – взорвались смехом физиономии. – Ну, стиляга, чудной! Это же фриц, язык, чтоб его! -Вставай, стиляга! – Глущиков подцепил воротник Максима и потащил на себя, желая, чтобы Максим водворился на ноги. – Окопаться надо – немцы уже Кальмиус переплывают! Максим по инерции поднялся, по инерции потопал туда, куда все, по инерции взял предложенную лопатку. Это что ж такое?? Прикол?? Карабас?? Наркотиков объелся на проклятой вечеринке?? Или... Максим не успел ничего сообразить, не успел начать копать, хотя ему все тыкали в каменистую землю и требовали: “Рой, рой, рой!”. Над верхушками деревьев показалось нечто – сверкающая металлом, непонятная штуковина надвигалась, широко шагая длинными ногами, похожими на лапы гигантского паука. Она механически жужжала и лязгала, выворачивала с корнями деревья, и приближалась... приближалась! -Что это такое?? – Максим едва не повалился, потому что у него подкосились ноги, выронил лопатку. -Бежим, стиляга, это – смерть! – показался перекошенный ужасом товарищ комроты и потащил куда-то Максима за рукав. Максим потопал, спотыкаясь на каждом шагу, около него ошалело скакали остальные, роняли ружья, кто-то забивался в куст. -Нет, не лезьте – бежим! – вопил голос Глущикова – От неё не спрячешься, это – “чёртова таратайка”! -Это – смерть... – бормотал товарищ комроты и пёр напролом через колкие заросли сорняков, волоча за собой и Максима. Максим пару раз едва не грохнулся, потому что спотыкался о большие камни. “Чёртова таратайка” шагала куда быстрее, чем бежали люди, она подошла практически вплотную, людей скрывала лишь узкая полоска деревьев. Вслед за этой страшной машиной пыхтели, ревели немецкие танки, везя на броне свирепых гренадёров... Плетясь следом за товарищем комроты, который, кажется, впал в тяжёлую панику, Максим позволил себе роскошь: он оглянулся. “Чёртова таратайка” неумолимо наседала, выдирая деревья, расшвыривая землю и делая рваные ямы своими когтистыми металлическими лапами. Максим был не из пугливых, он смотрел современную фантастику... Да, машина впечатляющая, он раньше таких не видел, но всё же – это просто машина, а не какая не “чёртова таратайка”, и в её кабине, под прозрачным куполом торчит не рыло чёрта, а башка белобрысого фрица в надвинутой серой фуражке. И тут в Максиме вдруг проснулся герой. На бруствере недоделанного окопа он заметил длиннющее противотанковое ружьё с набалдашником на дуле. Нужно только взять это ружьё... Максим рванулся, вырвав свою руку из “лап” товарища комроты и прыгнул вперёд, оказавшись у окопа и ружья. У них в универе была военная кафедра, Максима учили стрелять, и он думал, что справится и с противотанковым ружьём... -Ты что делаешь?? – заревел ему вдогонку товарищ комроты, перекричав все громкие звуки, что лились со всех сторон. -Надо застрелить фрица! – гаркнул ему в ответ Максим, схватив тяжёлое ружьё. – Вон он в кабине! Если я сниму его – она остановится! Да, ружьё тяжело. Максим присел на корточки, кое-как прицелился в голову проклятого фашиста, который движет страшную штуковину и давит всех, кого увидит. Всё, можно стрелять. Он нажал на курок, грянул выстрел. Отдача оказалась неожиданно сильна, Максим получил жёсткий удар прикладом в плечо, не устоял на корточках и скатился на дно окопа. С рыхлых стенок на его башку осыпалась земля, закопав Максима под собой. Кроме того – он промазал, снаряд не попал в голову фашиста – чиркнул по сверкающему корпусу машины, выбив искру. Максим пытался выкопаться, но земля осыпалась всё больше, он барахтался, как беспомощный жучок.