====== Глава 187. Студент Максим на войне. ======
Вчерашний студент Максим привыкал к своей новой жизни... Если существование среди кошмарного бреда и постоянных смертей можно жизнью назвать. Он делал лишь то, что боялся и прятался – они все постоянно прятались, воюя с очень странными фашистами... В смертоносной технике врагов Максим всё чаще узнавал машины из своей современности, но молчал об этом, боясь, что его новые товарищи сочтут его лишённым ума. Он и сам считал себя лишённым ума, ведь скачки во времени до недавних пор существовали только в фильмах и книгах жанра “фантастика”. Максим почти потерял себя здесь, среди постоянных пожаров, взрывов, стрельбы и оглушительной канонады, думая временами, что его сшиб автомобиль на оживлённом проспекте, и он в коме лежит в одной из больниц Донецка. Скоро он выйдет из комы, и кошмар пройдёт, развеется, как сон... -Максим! – внезапно в “сон” ворвался твёрдый настойчивый голос, Максим поднял свою бедную голову и увидел командира, который глядел на него сверху вниз, потому что Максим сидел, а тот над ним стоял. Вывалившись из “своего пупка”, Максим поспешно вскочил и отдал честь, а командир, взглянув на него грустными глазами, негромко произнёс: -Ты знаешь, что наша часть здесь осталась одна. Ставка дала нам задание: выяснить, что у них за оружие, которым они наших косят. Собирайся, боец, ты идёшь в разведку! Максим испугался – одну штуковину этих врагов он уже видал: чёртову таратайку, похожую на огромного паука. Он неплохо знал историю Великой отечественной войны, однако о том, что фашисты имели такие “гаджеты”, никогда и не знал... -Есть! – Максим нашёл в себе силы ответить по уставу – он научился уже отвечать по уставу, потому что иначе в этом невероятном мире-коме невозможно остаться в живых. -Товарищ командир, “язык” доставлен! – за спиною Максима раздался голос, который пытался быть бодрым, но в нём ясно ощущался страх. Максим рефлекторно оглянулся и увидел своего товарища по несчастью, по имени Павел, со смешной фамилией Пеструшко. Он вернулся из разведки и стоял, как всегда навытяжку перед командиром, и глазами показывал в сторону, куда усадили пленного немца – “языка”.
“Язык” Пеструшки выглядел, как сумасшедший. Он сидел на толстом вывернутом с корнями древесном стволе, ссутулив серую костлявую спину и вертел в грязной руке какой-то маленький камень. Временами он что-то гугниво и шепеляво бубнил под свой разбитый нос, не видя ничего кроме этого дурацкого камня и своих мыслей.
Сидели в полной темноте – после того, как фашисты нашли и уничтожили все остальные части, командир запретил разводить костёр, чтобы фашисты не заметили дым и не закидали эту последнюю позицию своими страшенными бомбами, от которых нет спасения даже в блиндажах. Пеструшко обыскивал “языка”, отобрал у него всё, что нашёл. У фашиста была коричневая папка из кожи, а в папке – небольшая стопочка листов, испещрённых печатными немецкими буквами. Пеструшко, глянув на них в свете фонарика, который достался ему от того же “языка”, решил, что это – важные документы, и отдал все листы командиру. Командир пробежал глазами чёткие ровные строчки и немедленно вызвал Пильчикова, который до войны учился на языковеда. Пильчиков был нагружен работой: переводить всё, что напечатали немцы, на русский язык. Пильчиков сидел недалеко – на валуне – и уже успел вспотеть: в темноте особенно не прочитаешь ничего, а буковки мелкие, слов много, строчки сидят густо. Над Пильчиковым нависал командир – его больше всех интересовало содержание бумаг “языка”. Максим собирался в разведку, и задание, которое ему дали, было не из лёгких. Он должен будет проползти через линию фронта в немецкий тыл и узнать, куда фашисты стягивают танки. На тёмно-сером горизонте, над сизой полосой деревьев, временами полыхали некие вспышки и что-то низко, басовито гудело. Максим знал, что там – бомбёжка, однако уже не боялся бомб, привык, смирился, превратился из студента в солдата. Он натянул маскировочный халат, специально перемазанный грязью и покрытый листьями – чтобы слиться с землёй. Иногда Максим поглядывал на “языка” Пеструшки – как тот уныло сидит и корчит умственно отсталые физиономии. Пеструшко то и дело освещал его фонариком – опасался, как бы в темноте фашист не вздумал сбежать. Похоже, он пока не думает бежать – только варнякает, ковыряет в носу и сплёвывает под ноги, засунутые в грязные сапоги. Командиру надоело глядеть на то, как Пильчиков пыжится переводить. Он хмыкнул и сказал ему: -Пильчиков, пойди-ка, допроси “языка”. А эти бредни потом, с утреца прочитаешь! Пильчиков был рад освободиться от букв, которые уже начали подпрыгивать и рябить у него перед глазами. -Есть, – отчеканил он командиру и положил листы на песок. Пильчиков подобрался к немцу, который ёрзал на коряге, а командир потребовал: -Спроси у него, в каком полку он служит! Пильчиков залопотал по-немецки, а “язык” воззрился на него так, словно бы перед ним поставили новые ворота, и глупым голосом пробормотал неизвестно что. Пильчиков не понял, что он такое пробормотал и поэтому – заглох. -Ну? – вопросил командир. -Я... не знаю... – пискнул Пильчиков, вперившись в землю. -Как это – не знаю? – рассердился на него командир. – Ты же языковед! Что значит – не знаю?? Пильчиков переминался с ноги на ногу, мусолил руками гимнастёрку, испуганно глядя то на “языка”, то на суровое лицо командира. -У н-него какой-то диалект... – выдавил он, стараясь не глядеть командиру в глаза. – Мы на факультете такой не изучали... -Не изучали! – презрительно выплюнул командир, скрестив на широкой груди тяжёлые руки. – Чего ещё вы не изучали?? -Э... – пискнул Пильчиков. -Так, хватит дурака валять! Спроси у него что-нибудь ещё! – приказал командир, в упор разглядывая жалкого, побитого и рюмсающего фрица, съёжившегося, дрожащего. -Как тебя зовут? – выдавил Пильчиков, потому что больше у него вопросов не нашлось. Может быть, хоть на это пленник даст вразумительный ответ. Фриц же лишь поднял свою неумную, выпачканную землёю башку, тупо пожевал губами, словно бы во рту у него торчала жвачка и, пуская слюни, выдал некий невообразимый лепет. -Ну и? – уточнил командир, прожигая взглядом несчастного Пильчикова, который так и не разобрал, что именно пролепетал изловленный фриц. Пильчиков был уничтожен, как переводчик: он до сих пор не мог понять ни словечка из того, что изрыгал проклятый “язык”. Он только пожал плечами в ответ на вопрос командира и больше ничего не сказал. -Ясно... – пробормотал командир. – Ты не понимаешь по-немецки. -Он не по-немецки... – начал, было, Пильчиков, но командир его перебил: -Давай, Пильчиков, трудись – если не развяжешь ему язык, мы так и не узнаем, что они задумали. Если они обойдут нас с правого фланга – мы угодим в кольцо... В общем, Пильчиков, трудись! Командир не вернулся к своим картам – вместо этого он остался наблюдать за “языком” и Пильчиковым, который всё пытался и пытался выудить из этого пленника хоть одно понятное человеку словечко. Поодаль, около подбитого танка, возился лейтенант Быстров. В части он был недавно – немного больше, чем Максим. Весь его старый полк немцы разбили наголову, выжили всего два счастливца: он, Быстров, и ещё кто-то, кого Максим не знал. Лейтенант Быстров прислушивался к бормотанию пленного немца, а потом – оставил танк, который так и не смог починить, подошёл поближе и ворчливо сказал: -У нас, вон, тоже в старом полку раз так было. Взяли “языка”, а он кривлялся-кривлялся, а потом – стратегическую карту упёр и ноги сделал вместе с ней! -А ну-ка! – заинтересовался командир. – Пошли-ка, отойдём от них, – он сказал это полушёпотом, чтобы не услышал пленный немец. Максим закончил собираться в разведку и поднял с земли рацию – увесистый такой ящик, похожий на чемодан. Да, тяжеловато – современный мобильник легче в сотню раз, да и спрятать его можно, а этот чемоданище – ни туда, ни сюда... Максим видел, как командир отвёл лейтенанта Быстрова к танку – и подошёл к ним, чтобы доложить, что он готов идти. – ...точно так же гнусил и мямлил... – тихо говорил тем временем Быстров командиру. – Я допрашивал его сам, через переводчика, а потом – пришёл наш полковник Соловьёв... И вообще, вы же знаете, что у нас по правому флангу – Траурихлиген...
- Кто? – командир громко переспросил, подбадривая себя, хотя отлично знал, что фамилия немецкого генерала, которого они никак не могли победить – Траурихлиген.
- Траурихлиген, “немецкий дьявол”... – булькнул Быстров, чем вызвал на свою голову громы и молнии...
- Товарищ лейтенант, что за пораженчество??? – взорвался командир яростным криком, затопал сапогами своими командирскими. – Нытье, поповщина?! Какой дьявол?? Вы коммунист, или поп??
Пришибленный напором Быстров заглох, стушевавшись, и тут подошел Максим.
-Товарищ полковник, – сказал Максим командиру. – Рядовой Максим Ковалёв идти в разведку готов! -Вольно, – тихо и грустно сказал ему командир и хлопнул Максима по плечу. – Ну, давай, боец, иди! Только, смотри в оба, чтоб вернулся мне! -Есть вернуться, товарищ полковник! – бодро ответил Максим, который тут, в этом прошедшем для него времени успел отринуть страх и сделаться почти что, героем. Максим научился общаться по-уставному. Он отдал честь и повернулся, чтобы идти в разведку. Он ещё слышал приглушённый разговор командира и лейтенанта Быстрова, вернее, до него долетали конкретные фразы: – ...сказал, держать его... вскочил... стрелял... сбежал... – это Быстров бормотал, обязанный сердитым командиром в точности описать действия шпионов, которые побывали в том его прошлом полку, который подчистую разгромил и уничтожил “немецкий дьявол”... Максим передвигался в полной темноте, которая скрывала его от всех глаз. Он поравнялся с палаткой командира... Чёрт, все собрались около этого непутёвого “языка”, а командирскую палатку бросили!! Даже Максим знал, что часовые не имеют права покидать пост... Он застрял посреди дороги, потому что не знал, что делать, и вдруг из палатки командира выскользнула тёмная зловещая тень. Максим скрылся за деревом. Темнота и маскхалат спасали его, незнакомец его не замечал. Максим зорко всматривался в высокую фигуру, что маячила в ночи, как недобрый призрак. По очертаниям – на незнакомце красноармейская форма и пилотка... Но он не наш! Как пить дать – не наш! Максим всё ещё не знал, что делать. Крикнуть? Тогда враг заметит его и пристрелит, как зайца. Самому стрелять? Можно промазать, ведь темно... Незнакомец быстро огляделся по сторонам, а потом – три раза громко, протяжно свистнул, как свистит не человек, а болотная птица чомга. Это какой-то сигнал! Максим догадался: странный человек подаёт сигнал... кому? Да тому языку, который “быковал” у них на допросе! В голове внезапно всплыл рассказ лейтенанта Быстрова про “экстремальных диверсантов”, которые сдаются в плен специально, а потом – сбегают и уносят секретные сведения... Максим решил быть героем. Отринув всё, что могло мешать, он покинул засаду и набросился на тёмный силуэт свистнувшего врага. Максим вцепился в гимнастёрку незнакомца мёртвой хваткой и тащил, задумав повалить его на землю. Враг сохранял глухое, даже зловещее молчание. Так молчали зомби в ужастиках, которые смотрели соседи Максима по общаге... Незнакомец вдруг резко развернулся и без труда сбросил с себя Максима. Максиму не хватило сил удержаться, и он с размаху врезался носом в землю. -Товарищи, здесь – враг! – громко заверещал Максим и выхватил свой пистолет. Враг же выхватил пистолет ещё раньше Максима и выпалил, прорезав воздух хлопком и искрой. Пуля врага лязгнула о пистолет Максима и с силой вырвала его из рук, едва не сломав Максиму палец. -Ай! – Максим взвизгнул от боли, а странный человек снова три раза свистнул и побежал куда-то туда, к полю, где начиналась линия фронта, за которой стояли немцы. С той стороны, где товарищи мучились над “языком”, уже раздавалась пальба: стрекотал автомат, громыхали пистолеты. Видимо, пленный фриц решил убежать по сигналу этого, тёмного. Максим повернул голову и увидал, как в его сторону резво, чёткими спортивными прыжками бежит высокий человек и изредка отстреливается. Да это же “язык”! Максим припал к сырой земле, вытащил из кобуры свой второй пистолет и замер: сейчас, фриц подбежит ближе, и он будет стрелять... Немец скачками мчался к нему, силясь догнать того, который свистел. Максим дождался, пока он приблизится, и нажал на курок. бах! – раздался выстрел, и фриц упал, как подкошенный. -Ура!! – закричал Максим, и вскочил на ноги. – Товарищи, я попал в него!! К Максиму бежали люди – товарищи, которые догоняли сбежавшего фашиста. -Попал?? – из общего гвалта вырвался голос командира. -Попал! – ответил Максим. – Вот он, – и показал на неподвижное тело, что вытянулось в луже почти что под ногами. -Убил! – с укоризной протянул голос лейтенанта Быстрова. А над полем снова раздался громкой, призывный “свист чомги” – второй фашист не сбежал, а призывал первого откуда-то из зарослей бурьяна. -Там – второй! – быстро сказал Максим. – Он из палатки вышел! -Надо поймать! – определил командир. – Я так понял, жирный гусь выгорит! -За ним! – крикнул лейтенант Быстров и молнией метнулся туда, к полю, откуда раз за разом раздавался “крик чомги”. Максим видел, как за Быстровым бегут товарищи, чтобы помочь ему отлавливать фашиста, и тоже хотел побежать за ними, однако его остановил командир. -Ковалёв, – сказал он, положив руку на плечо Максима. – У тебя – задание. Иди, а этих мы поймаем. И – я приказываю: вернись! -Есть, товарищ полковник! – бодро ответил Максим, а у самого мелко дрожали коленки. Он ещё ни разу не ходил в такую разведку... И командир смотрит такими глазами... И ещё все постоянно твердят, что по правому флангу у них не немцы, а едва ли не рогатые черти, а генерал у них – целый Завулон... Это Максим про себя называл его Завулоном, по аналогии с “Ночным дозором”... Остальные же часто говорили “немецкий дьявол”, зля командира... Хотя, похоже, генерал этот страшенный и в правду, дьявол – одна его “таратайка” чего стоит... В палатке командира висела карикатура на Траурихлигена: широкая, лоснящаяся и жирная морда клыкастого хряка, со злобными малюсенькими глазками под кустистыми сдвинутыми бровями, с характерной фуражкой над массивным рылом, и проткнутая красноармейским штыком. Вторую карикатуру недавно нарисовал сам Максим: шарообразная свинья с комичным хвостиком-завитушкой, затянутая в немецкий мундир и сидящая на колу. Никто никогда не видел Траурихлигена вживую, вот и представляли его в виде объевшегося, свиноподобного и потного толстяка, на животе которого расседается мундир... Максим юркнул в высокие травы и почти что превратился в невидимку: его маскхалат полностью слился с землёй. Всё, закончились те времена, когда рядом с ним были товарищи, он мог рассчитывать на чью-то помощь. Теперь он один полз в “логово Завулона”... Полковник повернулся и подошёл к тому месту, где лежал застреленный Максимом фриц. Он решил ещё раз обыскать все его карманы – а вдруг там что-нибудь, да найдётся? В темноте едва различались контуры... земли и камней, а “убитого” немца и след простыл!