— Фройляйн… — хмыкнул он, разглядывая Оксанку сверху вниз. — Шпион?
Оксанке сделалось так страшно под его тяжёлым взглядом, что она разревелась, закрыв ладошками лицо. Немчура недобро хохотала, уперев руки в бока.
— Шисн? — вопросительно каркнул злобный солдат в пилотке, что высился справа.
— Найн! — отказался хозяин железного чудища и кивнул куда-то вправо, за забор.
Оксанка невольно глянула туда, куда он кивнул, и похолодела от головы до кончиков пальцев на ногах, замерла, не в силах оторвать глаз… Двор деда Тараса — разгромленный, перевёрнуто там всё вверх дном. А перед хатой торчат колья, четыре ужасных кола, а на них вся семья деда Тараса усажена!
— Ух, и напужалась я тогда, — говорила Оксана Егоровна, поправляя толстые очки. — Усё, думаю, и мене туды ж, як деда Тараса. Алэ не тронули воны мене, пустили. А я мов обмерла, у хату запхалась и сижу на лавке, мов оглушили. Воны съехали, як ранок настал. Солнышко вышло, и снялись, на город ушли.
Миркин тоже сидел так, «мов оглушили». Он силился понять, кто мог пронюхать о том, что именно они с Иванковым ищут в архиве, и проболтаться этим курицам Поэме Марковне и Лиле. Если об этом узнает Теплицкий — обе могут выйти из дома и не вернуться. Бабусе тоже не поздоровится. Миркин скажет Теплицкому, что вырыл всё это в клоповых бумаженциях…
— Стойте, — Миркин выхватил из кармана фотографию, что затесалась в дневник Фогеля, и дал её Оксане Егоровне. — Вы знаете кого-нибудь здесь?
— Ой, внучек, плоховато я вижу, — прошамкала старушка, сдвигая очки на кончик носа. — А ну-ка, гляну… Ой, внучек, стара, стара…
Оксана Егоровна долго разглядывала эту затёкшую фотографию, вертела её и так и эдак, на свет носила, наклоняла, приближала к своим очкам…
— Да, он цей! — Оксана Егоровна уверенно упёрла свой палец в лицо человека, который стоял посередине, и даже постучала по нему. — На всём хуторе по сёлам его Эрихом Колосажателем, да «немецким дьяволом» прозывали, столько народу извёл, ирод. Дрожали все, як вин приезжал, бо село попалит и все мы на кольях окажемся. В крайней хате, к лесу, в нас баба Маланка жила, её вси Голосухой прозывали, бо язык в неё был ого-го якой. Як вбачить, що едуть воны, так волала на весь хутор: «Краузе, Краузе!» и мы усе в хату бегли, мов гусенята те, бо моторошно одраз ставало…
Миркин выхватил из-за уха ручку и на собственной ладони кособоко накарябал два слова: «Эрих» и «Краузе». Теперь он знает имя и фамилию того, кто рулил «брахмаширасом», и возможно, у него есть шанс отбояриться от рыбозавода…
— Он частенько потом приезжал до нас, в хате ночевал, а мы усе у сарае. Выгоняли нас всех из хаты. Татка мой старостой сделался, а дядька Евстрат став главный полицай. Я партизанам помогала, вместе с дядькой Антипом. Немцы щось строили за лесом башню такую, как большая мельница. А у нас гарнизоны ихние стояли, охраняли башню. У насна селе её «Чёртовой мельницей» прозвали, бо той, хто сунуться туды задумал — ни за що назад не повертался. Потом партизаны её взорвали, алэ цэ уже як ирод той сгинул. Не вынесла Богородица его злодейств, погубила его избавлень-трава. Ох, долго потом ще немцы бесновались, но выдушили их наши партизаны, а потом и Красная армия пришла, и выручили нас от них.
Миркин писал, захватил ворох салфеток и покрывал их словами, изредка прорывая их стержнем ручки до дыр. Он и раньше слышал кое-что про траву и про исчезновение людей в местных лесах. Сейчас, среди уфологов это явление называли Светлянковским феноменом. Теплицкому об этом знать не обязательно, потому что он обязательно попрёт туда выяснять, в чём дело. А там — болота непролазные, ещё утопнет!
Буфетчица Лиля моргала своими намалёванными глазками и всё косила в их сторону, словно бы прислушивалась. В таких местах бывает негласная мафия… Лиля — мафиози? Нет, это просто Миркин устал от духоты, клопов и Иванкова. А вот и Иванков звонит ему по телефону, сейчас, будет клещами вытаскивать, где он, Миркин, торчит уже второй час? Поесть ходил — что, нельзя?
Пришлось прощаться с Оксаной Егоровной, потому что Иванков железно настоял на том, чтобы Миркин возвращался обратно к клопам.
— Теплицкий звонил! — скрипел Иванков в трубку мобильного телефона и ещё чем-то шелестел. — Требует вас на ковёр. Злющий такой был, как волк.
Миркин подумал, что это Барсук что-то напортачил в бункере с «брахмаширасом». Неужели сломал? Способный, однако! Миркин, например, так и не понял, каким образом можно его сломать? Скорее, об него можно что-нибудь сломать.
====== Глава 10. Возрождение “бункера Х”. ======
Место действия — немецкий бункер.
Дата и время — секрет.
Теплицкий вызвал на ковёр обоих — и Миркина, и Иванкова. Миркин стоял и держал в руках дневник майора Фогеля, который он тихонечко стащил из архива, а так же тетрадку, в которую он выписывал всё, что его интересовало. Иванков переминался с пустыми руками и с сумкой для ноутбука на левом плече.
Теплицкий считал бункер «брахмашираса» своим. Он даже успел набить его современной мебелью. В дальнем помещении, где стоял сам «брахмаширас», и трудился Барсук — уже торчала пара компьютерных столов, компьютеры, новый диван и офисные стулья.
Теплицкий же расположился в другом помещении, не таком просторном, но куда более уютном. Кривоногий антикварный диван был сдвинут в дальний угол, а на его место, под герб, был втиснут новый, из мебельного салона. Современное освещение и вот эта вот, минималистская безликая офисная мебель абсолютно изгнали отсюда весь тот флёр мистической таинственности, который витал в воздухе бункера десятилетиями. Да, если куда-нибудь вторгается Теплицкий — другого и не жди.
— Я вот тут подумал и решил. Мы запускаем «бункер Х»! — весело сообщил Теплицкий, пританцовывая около нового дивана на одной ножке в новых крокодиловых туфлях. — Не правда ли, гениально?
— Что? — у Миркина даже отпала челюсть, и он едва не раскидал все свои бумаги. Зачем это ему понадобился второй бункер, ещё и «Х», в котором безвременно погибла так и не испытанная машина времени?
— «Бункер Х»! — повторил Теплицкий. — Будете с Барсуко́м «флипперы» чинить, усекли? Барсу́к?
Доктор Барсук был отозван от «брахмашираса» и топтался около Миркина в несвежем и уже не белом халате, удерживая в руке некую бумагу.
— Но… Зачем? — не понял Барсук, у которого от «бункера Х» остались крайне неприятные воспоминания. — Да, кстати, я вам уже говорил, что не Барсу́к, а Ба́рсук? Неужели так трудно запомнить?
Теплицкий надвинулся не на него, а на Миркина, и вопросил у профессора, словно бы сам являлся следователем, а Миркин был у него подозреваемым:
— Вы узнали, кто изобрёл «брахмаширас»?
Миркин едва собрался раскрыть рот, как Теплицкий подступил к нему вплотную и выхватил его тетрадь, оставив в руках у профессора увесистый дневник немца Фогеля.
— Так, ну-ка, глянем… — он принялся листать её, плюя на пальцы.
Теплицкий увидел фамилии расстрелянных немецких командиров, которые Миркин списывал со старых карточек, и присвистнул:
— Ого, солидно накопал… Так, начнём… — он пробежался глазами по этим сложным и странным немецким фамилиям, а потом выделил ту, которая его заинтересовала.
— Так, так… — пробормотал он, а потом — поднял голову и вперил в Миркина вопрошающий взгляд. — А вот, кто такой этот некто, Клоп?
— Упс… — сморщился Миркин, вспомнив, как из-за обилия клопов на время потерял разум и зарапортовался так, что начал карякать слово «клоп» везде, где только мог. Даже одну архивную бумаженцию замарал «клопом».
— Хи-хи… — тихонько хихикнул около Миркина Иванков, но тут же замолчал и помрачнел, не забывая о неудаче с гербом. В Москве ему ничем не помогли. Сейчас переводчик надеялся на Берлин.
— Это… никто, — пробормотал профессор, и, чтобы Теплицкий не записал его в дундуки и не заточил на рыбозавод по второму кругу, сразу же переключил внимание начальника на «группенфюрера Эриха Краузе», который рулил «брахмаширасом».
— М-да? — услыхав о нём, Теплицкий забыл про «клопа», отложил тетрадку на новый пластиковый стол, который уместили около старинного вычурного комода, и схватился за подбородок, раздумывая. — Рулильщик? Это уже кое-что! А вы? — это Теплицкий надвинулся уже на Иванкова.
Иванков едва не упустил ноутбук на пол, бетон которого прежний хозяин бункера пытался смягчить ковром и шкурой медведя.
— Берлин даст ответ через неделю, — проблеял переводчик. — Понимаете, Алексей Михайлович, это нелёгкая задача… Даже в Москве не нашли никого, у кого был бы подобный герб…
Теплицкий твёрдо решил, что приберёт герб себе — так он ему понравился. Теплицкому было всё равно, кому он принадлежал раньше — хоть лысому чёрту — этот гордый герб будет красоваться на эмблемах его заводов. И рыбозавода — тоже.
— Дундуки… — буркнул Теплицкий. Хоть кого-то Теплицкий уже записал в дундуки. Московских специалистов по геральдике, наверное.
— Да, вернёмся к нашим баранам! — Теплицкий покрутился на своей одной ножке и плюхнулся на новый диван, который был мягоньким, как пух. — Итак, Иванков ископает мне всё про этого гуся Эриха. Всё: рост, вес, возраст, всё-всё-всё! А ты, Миркин, возвращаешься в «бункер Х»! Да, Барсу́к тоже!
— Ну, сколько вам говорить, что я — Ба́рсук? — осведомился доктор Ба́рсук, который взвинтил себе нервы тем, что был не в силах включить «брахмаширас». — От слова «БАРС»!
— Пока «брахмаширас» не будет включён, вы — Барсу́к! — отрезал Теплицкий. — Барсу́к, а не какой не барс! Всё, сегодня же едете оба в «бункер Х», убираете там всё и чините «флипперы»!
Место действия — «бункер Х».
Дата и время — большой секрет.
Строительство машины времени пришлось начинать с самого нуля: починить то, что осталось от первого осциллятора и первого флиппера не смог бы и Левша. Миркин никак не мог взять в толк, почему Теплицкий забросил «брахмаширас», законсервировал немецкий бункер и решил опять заняться машиной времени? Доктор Барсук об этом не задумывался: он просто работал, алча денег.
Миркин сидел за компьютером и корректировал расчёты. Он обнаружил фатальную ошибку в программе, которую они с Барсуком написали для первой машины времени — скорее всего, из-за неё она и взорвалась. Около Миркина охранник в фартуке отскабливал от стены чёрную сажу. Сажи тут оставалось полным полно. Она так прочно въелась в белизну лабораторий, что её не брал и «Доместос», охранники скоблили железными скребками.
Они с Барсуком почти восстановили и флиппер, и осциллятор — новые выглядели точно так же, как предыдущие и имели такие же циклопические габариты. Миркин думал, как бы ему минимизировать «хрональный транспортировщик» — так он называл машину времени. Но это уже будет следующий этап. Пока минимизировали только название. Миркин и Барсук договорились называть машину времени «трансхрон».
Вчера Миркин разыскал Рыбкина. Рыбкин с его интеллектом перебивался какими-то случайными заработками через Интернет и упревал на Калининском рынке в непрестижном образе грузчика. Толкая впереди себя тяжеленные роклы, нагруженные клетчатыми тюками, Рыбкин, кряхтя, отказывался работать в «бункере Х». Он пыхтел что-то про то, что желает быть в ладах с законом, а не потакать прихоти Теплицкого, который вечно ходит по головам ради утопических проектов. Однако, Миркин посулил ему гигантский гонорар, и Рыбкин уломался. Естественно, набивать на компьютере программки и паять микросхемы — куда легче и удобнее, нежели днями тягать эти роклы. Кстати, когда Рыбкин отвернулся — Миркин попытался сдвинуть их с места, но не смог.
Доктор Барсук неслышно подкрался к Миркину сзади и тихо сказал:
— Я закончил с флиппером, он уже готов. Может быть?.. — это он так намекал на то, что пришла пора включить всю эту сложную систему проверить её на вшивость.
— Хорошо, можно начать испытания. Рыбкин, позови-ка Теплицкого, — Миркин согласился не очень охотно, ведь первая его система оказалась очень даже «вшивой» — настолько «вшивой», что результатом испытаний оказался лишь большой пожар.
====== Глава 11. Миркин пронзает время. ======
— Испытание номер два, — вздохнул Миркин. Вздохнул, потому как не забыл, чем закончилось для него предыдущее испытание. — Трансхрон готов к работе.
— Давай, жми быстрее! — это Теплицкий всё топтался у экрана, который висел на синеватой от чистоты стене, вперившись в него и ожидая чуда. Экран отображал две лаборатории, в одной из них высился сверкающий осциллятор с «тарелкой» на боку, а в другой — платформа флиппера, мигая лампами и тихонько жужжа чем-то, что было у неё внутри.
— И почему так плохо отскоблили стены? — брезгливо заметил Теплицкий, видя, что стены лабораторий, которые должны были быть белоснежными, покрыты разлапистыми пятнами копоти.
— Попробуй, соскобли всё это… — тихонько буркнул доктор Барсук.
Они снова были в боксе, который восстановили после пожара и повесили там новый экран. Рыбкин ползал под столом Миркина и проверял там какие-то контакты. За спиной Миркина тоже навесили экран — ещё больше того, что показывал лаборатории. Сначала он был тёмен, но когда Рыбкин подсоединил последний из толстых проводов — на нём вспыхнул скринсейвер в виде аквариума с подвижными рыбами.
— Хм… — хмыкнул Теплицкий и пожал плечами, увидав виртуальных скалярий и каких-то ещё непонятных розовых рыбцов.
— Я готов! — отозвался доктор Барсук, который сидел за компьютером, видел на мониторе какой-то чёрный круг и ожидал лишь того момента, когда Миркин решит, что пора нажать на «Пуск».
— Запускаем! — разрешил Миркин, и они с Барсуком нажали заветную «красную кнопку».
Флиппер и осциллятор включились одновременно. Теплицкий прилип к экрану, едва заметил, как на корпусе осциллятора завертелась «тарелка».
— Сейчас мы с доктором Барсуком постараемся выхватить из прошлого небольшой неживой предмет и перенести его на платформу флиппера, — вещал Миркин, набирая с клавиатуры случайную дату. — Смотри, Теплицкий, я набрал девятое ноября одна тысяча девятьсот семнадцатого года. Именно в эту точку континуума я собираюсь открыть коридор переброса. Теперь следует выбрать точку пространства, в которую он откроется.
— Атлантида! — выпалил Теплицкий, наблюдая за тем, как над серебристой платформой флиппера собирается белесое облачко.
— Нет, мы пока не будем отклоняться далеко от нашего теперешнего местоположения, — возразил Миркин. — Пойдём вот сюда.
Профессор повернулся к тому экрану, который висел у него за спиной. Рыбы на нём пропали, экран отображал карту незнакомой местности, красная стрелочка указывала в некую точку. Теплицкий тоже вперил туда свой взор, глянул на точку, ничего не понял, но согласился:
— Ага!
— Запуск! — скомандовал Миркин и надавил на «Энтер».
На экране за спиной профессора замигала надпись большими красными буквами: «flip». Облачко над платформой флиппера зашевелилось, стало разрастаться, становилось всё больше и начало светиться. Где-то что-то мягко вздрогнуло, словно бы вздрогнула сама планета, дунул некий мистический ветерок.
— Петля смыкается! — довольно объявил доктор Барсук.
— Нет, я так не могу! Я должен там быть! — Теплицкий внезапно оторвался от экрана и рванул прочь из бокса. Он поскакал в лабораторию флиппера, желая своими глазами видеть, как предмет из прошлого явится тут, в настоящем.
— Стой! — перепугался Миркин и ринулся вслед за Теплицким, чтобы остановить его.
— Дундуки! — прошипел сквозь зубы доктор Барсук, но ни за кем не побежал, а остался в боксе. Он твёрдо верил в собственную теорию о том, что человеку нечего делать вблизи от коридора переброса: около него всё живое бесповоротно гибнет. — Рыбкин, становись на место Миркина! — приказал он, видя, что осциллятор остался без контроля.
— Есть! — по-военному ответил студент Рыбкин и забился за компьютер, из-за которого выпрыгнул профессор Миркин.
Теплицкий прочно установился напротив гигантской платформы, именуемой флиппером, и, благоговейно сложив ручки, наблюдал за тем, как между двух металлических «тарелок» крутится всё быстрее и быстрее облако неизвестно чего, превращается в воронку, а потом — в его центре появилась тёмная точка.