Когда он ушел, Лив Хула вернулась к стойке, налила Джеку еще «Черного сердца», а Джек тем временем тер ладонями лицо как человек, который безумно устал и не представляет себе, как ему жить дальше. Он как будто постарел с тех пор, как ушел из бара. Его лицо стало угрюмым, щеки обвисли, а в голубых глазах проскальзывало виноватое выражение, которое со временем будет постоянно присутствовать в его взгляде.
— Ты представить себе не можешь, что там творится.
— Конечно не могу, — ответила она. — Один Джек Серотонин знает это.
— Улицы накладываются одна на другую, и каждую минуту безо всякой связи одни события меняются на другие. Никакие указатели не подскажут тебе дорогу. Ни одного строения, которое можно выбрать за надежный ориентир во всей этой катавасии. Сойдешь со знакомого маршрута, и тебе конец. И днем и ночью лают заблудившиеся собаки. Все борется, чтобы остаться на плаву.
Но Лив Хула твердо решила, что не даст ему уйти от прямого ответа. Она напомнила ему:
— Ведь ты профессионал, Джек. Они — твои клиенты. Вот, выпей еще, если хочешь. — Она облокотилась на стойку. — Уж тебе-то нельзя терять голову.
Похоже, его позабавили ее доводы. Он выпил ром одним глотком, лицо его снова порозовело, и они менее враждебно посмотрели друг на друга. Однако он еще не все высказал ей.
— Послушай, Лив, — тихо проговорил он через несколько минут. — Какая разница между тем, что ты видел, и тем, что ты есть? Хочешь узнать, как там в дивнопарке? Дело в том, что все эти годы ты пытаешься извлечь что-то лично для себя. А затем, угадай, что происходит? Из тебя начинают что-то извлекать.
Он встал и пошел к двери.
— Что ты там толчешься, Антуан, черт бы тебя побрал! — крикнул он. — Я сказал тебе: проверь обстановку! Я сказал: посмотри, и все.
Инопланетянин прогулялся немного по Прямому проезду, чтобы проветрить голову на свежем предутреннем ветру, и он также проверил, есть ли возможность поглазеть на Ирену в «мясницкой», видно ли мону сквозь щель в забитом досками окне. Теперь он заскочил обратно в бар, широко улыбаясь и поеживаясь от холода.
— Вот вам Антуан, — показал на него Джек. — Он может поведать о дивнопарке. Все, что знает.
— Оставь Антуана в покое.
— Антуан, ты бывал там, когда все вокруг тебя рушится?
— Я ни разу не ходил туда, Джек, — сказал поспешно Антуан. — И я никогда не вру, что бывал там.
— Когда все исчезает, и ты не имеешь ни малейшего представления, что появится взамен. Воздух похож на сырое тесто. И там не запах, там зловоние. На каждом углу к стене прибит сломанный телефон. На всех наклейка: говорите, но ни один не подключен. Они звонят, но никто не поднимает трубку.
Лив Хула посмотрела внимательно на него, потом пожала плечами. А инопланетянину она объяснила:
— Джек всегда так переживает, когда теряет клиента.
— А шли бы вы!.. — сказал Джек Серотонин. — Вы оба шли бы подальше.
Он отшвырнул свой стакан на другой конец стойки и вышел из бара.
После его ухода в баре снова воцарилась тишина. Она стала давящей, так что Лив Хула и инопланетянин, хотя им и хотелось поговорить, оставались наедине со своими мыслями. Ветер с моря улегся по мере того, как на улице светало, и вот уже ни у кого не осталось сомнений, что наступил рассвет. Женщина вымыла и протерла стакан, из которого пил Джек Серотонин, поставила его осторожно на место позади стойки. Затем она поднялась в комнату на втором этаже, где собралась было переодеться, но остановилась на середине комнаты, глядя с нарастающей паникой на не заправленную кровать, на комод для постельного белья и на голые белые стены.
Нужно чем-то заняться, подумала она. Нельзя здесь оставаться.
Спустившись снова в бар, она увидела, что Антуан занял свое привычное место у окна, стоял, опершись о подоконник, и наблюдал, как грузовые ракеты взмывают одна за другой из космопорта. Он полуобернулся, как будто собираясь заговорить, но, не видя ответной реакции, снова уткнулся в окно.
На другой стороне улицы открылась дверь «мясницкой».
После короткой безмолвной потасовки на тротуар вытолкнули Ирену. Мона сделала два-три неуверенных шага, посмотрела машинально направо и налево, словно пьяный прохожий, который оценивает движение машин по проезжей части, и затем вдруг села на край тротуара. За ее спиной с шумом захлопнулась дверь. Юбка моны задралась. Антуан прилип носом к стеклу, присвистнув под нос. Ирена тем временем поставила свою ярко-красную уретановую сумочку на землю рядом с собой, запустила в нее руку и стала перебирать содержимое. Через несколько минут из дождегорского дивнопарка настороженно-молчаливым потоком повалили сотни кошек, а Ирена все так же сидела на тротуаре, обнажив все, что могло обнажиться, шмыгая носом и вытирая слезы.