— Просто поразительно, как вы похожи на человека, — сказал он.
— Похожа?
— Внешне совершенно идентичны, как ни посмотри. Никогда не думал, что в разных мирах могут развиться такие схожие жизненные формы.
— И вы были правы — не могут, — сказала она.
— Вы же не с Земли.
Она улыбнулась. Похоже, она была почти довольна тем, что он сумел разглядеть ее маскарад.
— Нет.
— Кто же вы тогда?
— Кентаврианка.
Эйтел на мгновение прикрыл глаза. Ураган бушевал внутри него; он покачнулся и с трудом восстановил равновесие. Возникло ощущение, что он воспринимает этот разговор какой-то точкой позади своего правого уха.
— Но кентаврианцы выглядят…
— Как Анакхистос? Да, конечно. Когда мы дома. Но я сейчас не дома.
— Не понимаю.
— Это мое тело для путешествий, — пояснила она.
— Что?
— Это не слишком удобно — посещать некоторые миры в своем собственном теле. Воздух едкий, свет вредит глазам, проблемы с едой.
— Значит, вы просто «надеваете» другое тело?
— Некоторые из нас. Кто-то, как Анакхистос, безразличен к дискомфорту и даже видит в нем одну из целей путешествия. Но я из не таких. Отправляясь в другие миры, я предпочитаю переместиться в тело для путешествий.
— Ах! Да.
Эйтел автоматически двигался в ритме танца. Это просто костюм, говорил он себе. На самом деле она похожа на связку жердей, обтянутых резиной. Клапаны для дыхания на щеках, трехгранная щель для еды, полоса рецепторов вместо глаз.
— А эти тела? — спросил он. — Откуда они у вас?
— Ну, их изготовляют по нашим заказам. Несколько компаний этим занимаются. Человеческие модели стали доступны только сейчас. Очень дорогие, вы понимаете.
— Да. Конечно.
— Скажите, когда вы впервые поняли, что это маскировка?
— Я сразу почувствовал какую-то неправильность. Однако осознал, в чем дело, лишь несколько мгновений назад.
— Никто больше не догадывается, мне кажется. Это совершенное земное тело?
— Совершенное, — ответил Эйтел.
— После путешествий я без сожалений возвращаюсь в собственное тело. Однако это тело кажется мне настоящим. Вам оно тоже нравится?
— Да, — беспомощно ответил Эйтел.
Дэвид ждал его, прислонившись к своему такси. Одной рукой он обнимал за плечи марокканского мальчика лет шестнадцати, другой щупал груди смуглой женщины, похожей на француженку. Трудно сказать, с кем из них он развлекался этим вечером: с обоими, может быть. Этот жизнерадостный полиморфизм порой коробил Эйтела, но он знал: чтобы работать с Дэвидом, вовсе не обязательно всегда и во всем одобрять его. Когда бы Эйтел ни возникал в Фесе с новыми товарами, Дэвиду хватало двадцати четырех часов, чтобы найти для него клиента. Получая пять процентов комиссионных, он стал едва ли не самым богатым таксистом в Марокко — с тех пор, как Эйтел начал обделывать здесь дела с инопланетянами.
— Все на мази, — сказал Эйтел. — Поехали за товаром.
На губах Дэвида засверкала золотозубая улыбка. Он шлепнул женщину по заду, легонько похлопал мальчика по щеке, оттолкнул их обоих и открыл для Эйтела дверцу своего такси. Товар находился в отеле Эйтела под названием «Дворец Джамаи», в конце квартала аборигенов. Однако Эйтел никогда не занимался бизнесом в собственном отеле: на этот случай под рукой у него был Дэвид, который возил его туда и обратно между «Джамаи» и отелем «Меринидес», за городской стеной, около древних королевских гробниц, где предпочитали останавливаться чужеземцы.
Ночь была мягкая, благоухающая, пальмы шелестели под легким ветерком, огромные красные соцветия гераней в лунном свете казались почти черными. Когда они ехали к старому городу с его лабиринтом извивающихся средневековых улочек, стенами и воротами, как из арабских сказок, Дэвид сказал:
— Ты не возражаешь, если я кое-что скажу? Это меня беспокоит.
— Валяй.
— Я наблюдал за тобой сегодня. Ты смотрел не столько на инопланетянина, сколько на ту женщину. Нужно выбросить ее из головы, Эйтел, и сосредоточиться на деле.
Ничего себе! Мальчишка вдвое моложе указывает ему, что надо делать. Это возмутило Эйтела, но он сдержался. От Дэвида, молодого и до недавних пор бедного, некоторые нюансы ускользали. Нельзя сказать, что он был равнодушен к красоте, однако красота это абстракция, а деньги это деньги. Эйтел не стал объяснять то, что парень сам поймет со временем.
— Ты говоришь мне: «выброси из головы эту женщину»? — спросил он.
— Есть время для женщин, и есть время для бизнеса. Это разные времена. Ты сам знаешь, Эйтел. Швейцарец это почти марокканец, когда дело касается бизнеса.