- Самокритично, - признает Валерка. - То есть вы с Данькой на пару тоже дров наломать можете?
- Можем, конечно. Поэтому, если вместе не получается, лучше парно работать. Он с Ксанкой боится, остаешься ты. И мы вдвоем.
- Чего боится?
- За нее боится.
- Очень интересно. Все-таки он немножко человек.
- Дурак ты, Валерка, - беззлобно говорит Яшка. - Хоть и гимназист.
- Дурак, ага. Только скажи мне, Цыган, что ты в аулсовете делал? Только не говори, что знамя воровал.
- Где?
- Ты слышал.
- Тебе голову напекло, - Яшка берет ведра и выходит под ясные чистые звезды, идет к колодцу.
- Кому другому ври, что тебе так знамя дорого.
- Почему не дорого? Дорого. Материи много. Красной…
Валерка смотрит на него в упор. В Яшкиных зрачках отражается луна. Яшка пожимает плечами, отворачивается к колодцу и переливает набранную воду в принесенные ведра. Валерка вспоминает, что кони уже напоены.
- Зачем тебе вода?
- Не мне, Ксанке. Искупаться.
Валерка дожидается пока он уйдет и обливается теплой водой - жара такая, что колодец прогревается за день - прямо здесь, у каменного сруба, чувствуя, как прохлада наступающей ночи обволакивает тело. Хорошо. Можно дальше жить. И все же, что за ерунда происходит?
Переодевшись в сухое, он идет к Ксанке, осторожно стучит в окно. Ксанка выходит через пару минут, в длинной, до пола, сиреневой рубашке, как местные женщины носят, и с пистолетом в руке. Валерке чудится какой-то шорох за ее спиной.
- Это ты, - говорит она и опускает пистолет. - Заходи. Чай будешь?
- К тебе кто-то пришел?
- Да. Ко мне пришел ты. Проходи уже.
Маленькая комната пуста, в очаге тлеют угли. Ксанка снимает с углей чайник, достает третью кружку - две уже стоят на столе, видимо, с утра остались - наливает черный, как деготь, чай.
- Что происходит? - спрашивает Валерка. - Данька орет на комиссара, Цыган ввязывается в какое-то расследование… Что с ними?
Прежде чем ответить, Ксанка делает глоток чая.
- Жара, - говорит она. - Все дело в жаре. Мы все сходим с ума. Я вот думаю - в том квадрате, что мы проверили, Асланбека нет.
- Его там не могло быть, Ксанка. Там нет колодцев.
- Но его там видели. Что он делал в месте, где нет воды и жилья?
- Либо видели не его, либо…
- Либо у него там убежище с запасом воды, но мы все проверили…
- Либо он наблюдал за железной дорогой!
- За графиком наших патрулей.
Они чокаются алюминиевыми кружками. Кружки противно дребезжат.
Ксанка сворачивается клубком на чем-то вроде оттоманки, заменяющей здесь кровать, на ее лице лежат отсветы пламени.
- Думаешь, в жаре дело? - Валерка не отступает.
- Цыган, по-моему, вообще в блудняк ввязался.
Ксанка морщится.
- Ну хорошо. В бесперспективное дело с неясным итогом. Мне почему-то кажется, что он сам в аулсовет залез - кто у нас еще отмычками орудует? - но не понимаю, зачем. Не знамя же воровать в самом-то деле.
- Даааа, - тянет Ксанка и чуть улыбается. - Дело явно не в знамени.
Она умолкает, по-прежнему глядя в огонь. Валерка тоже молчит. В дверь стучат.
- Ксанка, ты Валерку не видела? - слышится Яшкин голос.
- Заходи, - отвечает она. - Мы чай пьем.
Яшка осторожно берет со стола кружку, делает большой глоток.
- Я тебя потерял, - сообщает он Валерке. Ксанка, не отрывая взгляд от огня, снова кивает - с тем же выражением лица, что и утром.
- Ты меня нашел.
- Я эту ночь в аулсовете подежурю. Вдруг снова залезут.
Валерка со стоном хватается за голову.
- Да кто залезет-то?!
- Вот и проверим - кто.
- Не мешай ему, - подает голос Ксанка. - Хочет идти - пусть идет. И ты иди. Я спать буду.
- Прямо ложишься уже? - какого-то черта вдруг интересуется Яшка. Ксанка зевает.
- Прямо ложусь. Мы поняли, что Асланбек затевает. Завтра утром Даньку выпустят и надо будет обсудить.
- Не выпустят его завтра. Он на трое суток заехал, - Яшка сообщает это как-то буднично.
- Он что, Пичугина обругал?..
- Ксанка такие слова не любит, а то бы я повторил.
Ксанка закрывает лицо ладонями и, кажется, даже смеется.
- Бедняга, - произносит она. - Не везет ему. Идите, ребята. Спокойной ночи.
Деревянная дверь закрывается за ними с тихим шорохом. Яшка уверенно шагает в сторону аулсовета. Валерка смотрит ему вслед.
Кто-то ночью был в аулсовете. Яшка знал, что в кружке на столе. Они соображают хорошо, думают правильно, но не о том.
В самом деле, не о том.
Спать уже не хочется. Валерка, прихватив хлеб и пайковое сало, идет к Даньке на гауптвахту. Караульный пропускает его молча - все свои. Данька не спит.
- Ешь давай, - Валерка кладет принесенное на деревянный брус, символизирующий двери камеры. Данька качает головой.
- Не надо, Цыган уже заходил, принес пайку. Сам ешь.
Принесенное они делят на троих с караульным.
- Асланбек планирует подрыв железной дороги, - говорит Валерка. - Мы с Ксанкой сейчас поняли.
- Хорошо. Надо с Пичугиным поговорить, пусть нас на патрулирование направит. Черт, надо ж выйти отсюда сначала…
- Не переживай, сами справимся. Ты чего на Пичугина-то сорвался?..
- Да нормально все, он понимающий.
- Угу. А сюда ты просто отдохнуть зашел.
Данька молчит.
- Мы разберемся, - обещает Валерка. - Сиди в свое удовольствие.
- Добрый ты, Гимназия.
- После того как наши ответственные за боевую часть сошли с ума все, что мне остается - доброта и надежда.
- Подслушивали? - тихо смеется Данька.
- С Ксанкой сам разбираться будешь. Она тебя из неволи не слишком-то ждет.
- Надо думать, - кивает Данька.
- Какие-то вы все странные. Ты на Пичугина орешь, Яшка добровольно в блудняк ввязался, Ксанка что-то знает, но молчит как рыба. Только я не понимаю что к чему и что происходит.
- У каждого человека, - медленно говорит Данька, будто размышляя вслух, - есть свой девиз. Как раньше на гербах писали. Только сейчас эти девизы нигде не пишут, потому что рыцари вымерли. Сейчас это все внутри человека.
- Кредо, - уточняет Валерка. - То, о чем ты говоришь, называется кредо.
- Кредо, - повторяет Данька. - Уже запомнил. Так вот, у каждого человека это кредо разное. У Яшки, например, любой ценой защитить своих.
- Повезло нам, что свои для него это мы, а не какой-либо табор.
- Поэтому он и дерется как черт - за своих. Ты так никогда не сможешь и не в технике дело, техника у нас у всех примерно одинаковая. Но твое кредо - понимать, что происходит, а это другое. В бою думать не надо. Действовать надо. Хотя, - задумчиво добавляет он, - Алиева надо было все-таки живым взять. Нда, лучше бы Цыган иногда не действовал, а думал.
- Интересно, - говорит Валерка. - Ты это пытался сказать сегодня?
- Да, - кивает Данька. - Плохо получилось, да?
- Отвратительно.
Данька вздыхает.
- И Ксанка обиделась.
- Помиритесь.
- Угу.
- А у нее какое кредо?
- Быть своей, - внезапно говорит Данька. - Ты помнишь как она с теми бабами у колодца разговорилась? Чужачка, безбожница, юбка такая, что коленки видны, живет среди мужиков, а они ведь ей все выложили.
- Да, похоже, - соглашается Валерка. Нечаянная рифма, которую сам Данька вряд ли осознал, расставляет все на свои места.