Тут же у Ходжаева меня пригласил на обед Хансуаров. Это означало, что я тоже должен устраивать ответные обеды. Нетрудно было догадаться, что целью всех этих взаимных угощений было задержать меня подольше в Хиве. Поразмыслив, я решил в данном случае пренебречь правилами восточного этикета и выехал в Ташауз, известив запиской Хансуарова, что обстоятельства службы не позволяют мне остаться в Хиве и посетить его дом.
Провожая меня и секретаря партийной комиссии П. В. Шарыбина за городские ворота, Четвертаков говорил:
— В восемьдесят третьем полку есть хороший помощник начальника штаба. Он участник гражданской войны. Командир молодой, но опыт у него богатый. Вот кто пригодился бы нам…
— Ты о Севрюгове? — спросил Шарыбин.
— О нем… Он здесь недавно, но, по-моему, уже много знает…
В Хорезме я был впервые и поэтому поехал в Ташауз верхом, чтобы видеть места, в которых, возможно, предстоит действовать. До Ташауза было всего восемьдесят километров довольно хорошей дороги. Вправо и влево на большом расстоянии друг от друга виднелись одинокие курганчи (крепости). Массивные деревянные ворота и глинобитные стены были с бойницами, через которые, находясь в укрытии, можно было отбивать нападение, не подвергая себя опасности.
В туркменских районах Хорезма жилища, как правило, находились далеко друг от друга. Даже самые бедные дехкане старались превратить свой дом в крепость — так беспокойна и опасна была жизнь туркмена.
Его семья, его хозяйство всегда были под угрозой нападения со стороны враждебного рода и племени.
Мы ехали быстро, только в полдень остановившись на привал, чтобы накормить лошадей и дать им передохнуть. Шарыбин, бывший комиссар 83-го кавалерийского полка, рассказывал мне о командирах этого полка. Командовал полком Петр Иванович Ежов, человек очень храбрый и хороший знаток военного дела. За годы гражданской войны он прошел путь от командира эскадрона до командира бригады 11-й кавалерийской дивизии.
Комиссаром в полку был литовец Виктор Андреевич Гришкялис, вдумчивый, спокойный человек. Вместе с ним в Ташаузе находилась его жена, член партии с 1915 года, принимавшая активное участие в политической и хозяйственной жизни области. Эта замечательная женщина делила с мужем нелегкую и полную опас-ностей походную жизнь и этим завоевала любовь и уважение командиров и бойцов.
Шарыбин хорошо знал всех командиров и политработников полка и тепло отзывался о многих из них. Исключение составил уполномоченный особого отдела Петрищев, которого Шарыбин охарактеризовал как бюрократа, склочника и неумного человека.
Довольно подробно рассказал мне Шарыбин и о партийном и хозяйственном аппарате Ташаузской области.
Секретарем окружного комитета партии был Анна-Кули Артыков. Это был честный и преданный своему народу член партии. Но работать ему было трудно, так как он не имел опыта партийной работы, а к тому же был малограмотным и нуждался в помощи. Но этой помощи ему ждать было не от кого, ибо заместителем у него был приехавший из Москвы троцкист Краскин, уже в то время открыто выступавший против национальной политики партии.
Еще хуже обстояло дело в Ташаузском ревкоме. Председатель ревкома Ходжа-Мухамедов был дальним родственником вождя туркменского рода ушак Ахмед-бека и к тому же находился под сильным влиянием своего заместителя Лезинова, также, как и Красиков, отъявленного троцкиста. Вторым заместителем Ходжа-Мухамедова был Качкаров, трус и подхалим. Этой группке предателей противостояли политработники 83-го кавалерийского полка и жена комиссара Гришкялис.
Шарыбин точно охарактеризовал людей, с которыми мне предстояло встретиться, и я убедился в этом очень скоро.
Мы подъехали к магистральному арыку Шах-Абад, за которым виднелись крепостные стены Ташауза. Вправо от дороги строились полковые казармы. Рабо-чие-узбеки, стоя цепочкой, перебрасывали друг другу саманный кирпич-сырец. Заглядевшись на нас, один из рабочих уронил кирпич, и трудовой ритм нарушился. Внезапно откуда-то появился человек в белой туркменской папахе и дорогом халате и начал хлестать уронившего кирпич камчой и ругать его по-туркменски.
— Качкаров, ты что делаешь? — закричал Шарыбин.
Качкаров засунул камчу за пояс и, подобострастно улыбаясь, подошел к нам. Я сделал вид, что не заметил его протянутой руки, и, дав шпоры коню, переехал мост. Все во мне кипело. Я не мог поверить, что этот негодяй занимает пост заместителя председателя окружного ревкома. Через несколько месяцев Качкаров убежал в пески, открыто перейдя к басмачам.