– Я согласен с первым и не согласен со вторым, – ответил Мирали.
– Не понимаю тебя, – сказал падишах.
– Верю, что вы совершали грехи, но не верю, что искупите их с помощью пира.
– Тогда что же делать? – спросил Султансоюн. – Совесть мне покоя не дает.
– Лучшее лекарство в подобных случаях, – сказал Мирали, – забота о народе, добрые дела для его пользы.
Султансоюн задумался, но ничего не сказал.
Через несколько дней они отправились в далёкий путь. Дорога пролегала по глухим, пустынным местам, поэтому, когда их взору предстала чёрная низкая кибитка, падишах удивился. Визирь, посланный узнать, кто там живет, вернулся и доложил:
– Женщина-пир, мой повелитель.
– Видишь, – сказал Султансоюн, – сам аллах одобрил моё намерение покаяться, послав мне пира.
Мирали улыбнулся:
– Разве мало колен, к которым вы уже припадали?
– Меня терзает раскаяние в грехах, а ты всё шутишь! – поморщился падишах.
– Не сердитесь, мой повелитель, но по-моему, порядочный человек всегда найдет место среди людей. Неспроста эта женщина живёт в уединении.
– Может, ты скажешь, что она связана с разбойниками? – спросил падишах.
Мирали обещал всё выведать и попросил для этой цели триста золотых.
Визири принялись наперебой восхвалять религиозность и смирение отшельницы: она-де не пускает мужчин на порог и не показывается незнакомым.
Подойдя к кибитке, Мирали обратился к сидящей у входа прислужнице:
– Передайте своей госпоже, что один человек, пришедший издалека, принёс с собой сто золотых и отдаст их за то, чтобы взглянуть на неё один только раз.
– Нет, нет! – крикнула из кибитки женщина-пир, но затем, что-то пробормотав, сказала: – Всевышний разрешил вам войти.
Насмешливо взглянув на хозяйку, Мирали отдал ей сто золотых и вышел, не говоря ни слова. На следующий день он снова был у входа в чёрную кибитку.
– Передайте своему пиру, что вчерашний посетитель пришел опять и просит позволения поцеловать её за сто золотых.
Мирали слышал, как хозяйка возмутилась.
– Да сохранит меня аллах! – Потом забормотала: – Что? Один раз можно? Ну, что ж, придётся выполнить повеление свыше.
Приблизился Мирали к святой и увидел немолодую, поблёкшую уже женщину, поцеловал свою руку, приложенную к щеке хозяйки, и вышел.
На третий день Мирали сказал Султансоюну:
– Если хотите узнать меру святости этой женщины, приходите сегодня ночью к её кибитке.
А прислужницу послал сказать, что просит позволения за сто золотых лечь ночью спать в трёх шагах от пира.
– О аллах, как могу я положить рядом с собой постороннего человека! – воскликнула святая, но потом переспросила кого-то: – Что-что? Он не посторонний? – и вздохнула тяжко: – Раз аллах велит, что я могу поделать?
Ночью Мирали было дозволено лечь рядом с женщиной-пиром. Он строго сохранил обусловленное расстояние. Хозяйка забеспокоилась. Зевнув, она пробормотала, будто во сне: «Поближе двигайся, поближе», и так как Мирали не шелохнулся, придвинулась к нему сама – тоже как будто во сне.
Мирали ни гугу. Только похрапывает. У святой лопнуло терпенье и она схватила его в объятья. Мирали попытался вырваться. Тогда женщина пообещала:
– Сто золотых твои…
– Нет, я не могу взять такой грех на душу, – пытался освободиться он от цепких рук.
– Двести золотых твои!
– Мне не было такого наказа от аллаха! – не соглашался Мирали.
– Триста золотых твои! – простонала женщина.
– Мирали, и от меня столько же! – крикнул Султансоюн.
Куда ты их тратишь?
Давно знали друг друга Мирали и Султансоюн, но последний ни разу ещё не был в гостях у своего главного визиря. Однажды падишах проходил мимо кибитки Мирали, и тот обогнал его.
– О Мирали! Я до сих пор не удостоился твоего приглашения. Чем это объяснить?
– Ваше величество интересуется жизнью Мирали?…
– Покажи же, как ты живёшь.
– Прошу, мой султан.
В доме главного визиря свободно гулял ветер. Никаких вещей, кроме старого тюфяка, что лежал на полу, не было. Жена Мирали сидела и сучила пряжу.
Султансоюн не поверил своим глазам.
– Чей это дом? – спросил он женщину.
– Мой повелитель, это дом вашего главного визиря.
– Я плачу ему сто золотых в месяц, почему же вы живёте в такой бедности? Куда ты их тратишь? – снова спросил падишах женщину.
– Слава аллаху, мы здоровы и можем работать. Что же касается денег, то, вероятно, они возвращаются туда, откуда собраны, – почтительно ответила она.
– Всё-таки куда же деваются сто золотых, которые я ежемесячно выплачиваю своему главному визирю? – повторил вопрос Султансоюн, обращаясь к Мирали.
– Следуйте за мной, ваше величество, – коротко ответил тот.
По дороге Мирали сказал падишаху, что, если он хочет понять всё сразу, им лучше обменяться одеждами и лошадьми. Султансоюн согласился. Они поехали на самую окраину города, в квартал, где ютились калеки, нищие. На Мирали, ехавшего на падишахском коне, в одеждах повелителя, никто не обратил внимания, зато возле Султансоюна, облачённого в костюм Мирали, собралась толпа. Кто-то взял коня за повод, остальные подхватили на руки его самого и бережно поставили на землю. Отовсюду слышались возгласы:
– Привет тебе, о Мирали!
– Свет очей наших…
– Мирали, спаситель наш, да продлит аллах твои дни!..
– О Мирали! – воззвал и Султансоюн, которому несчастные не позволяли шагу сделать без их помощи, – выручи меня! Не я, а ты их падишах. Теперь я понял, куда ты тратишь свои деньги!
Когда толпа несчастных успокоилась, Мирали сказал, что Султансоюн приехал узнать, как они живут и в чём нуждаются.
Нищие и калеки ещё плотнее окружили падишаха, стали целовать полы его одежды. Султансоюн снова взмолился:
– Бери, что хочешь, Мирали, только вызволи меня отсюда!
– Обещайте, ваше величество, построить для этих несчастных специальный дом и содержать их за счёт казны, – попросил Мирали.
– О, обещаю! – воскликнул падишах, у которого от дурного запаха кружилась голова. – И сверх того обещаю построить новый дом для покровителя сирот и убогих – Мирали.
Не стоит пачкать руки
Придворные Султансоюна возненавидели Мирали и поклялись его извести. Однажды они напросились сопровождать главного визиря в прогулке по степи и бросили его в колодец. Не видя Мирали уже три дня, падишах решил, что тот обиделся и не показывается на глаза.
напевал скучающий Султансоюн, гуляя в саду. Услышал эту песню пастух, и она очень ему понравилась. Погнал он в степь овец и тоже запел:
Вдруг чей-то голос из-под земли продолжил:
Пастух не понял, откуда донеслись эти слова, но тоже запомнил их. Погнал он овец домой и снова услышал как падишах поёт:
Тогда, не долго думая, пастух подтянул:
– Откуда ты знаешь эту песню? – спросил у него Султансоюн.
Пастух ответил, что начало он слышал сегодня утром от их величества, а продолжение – днём, в степи, причём голос доносился откуда-то снизу, из-под земли.