Я сдерживался из последних сил; меня затопило глубочайшее отчаяние, я попытался было уйти. Однако тут я заметил, как изучающе посматривают в мою сторону лукумоны — на их лицах читался явный интерес. Точно так же они смотрели и на Мисме. И тогда я понял, что подвергаюсь очередному испытанию. Очевидно, они полагали, что Мисме — моя дочь, и хотели проверить, смогу ли я пожертвовать собственным ребенком ради соблюдения священного этрусского обычая и доказать, что я — истинный лукумон.
Я не знал, как именно совершается жертвоприношение, но понимал, что каменное ложе посередине арены — это жертвенный алтарь и что юноши станут сражаться друг с другом на мечах. Позже я понял, что тому, кого ранят, но кто сумеет покинуть пределы арены на своих ногах, сохраняют жизнь. Еще я узнал, что если тяжелораненый атлет упадет наземь, но не выпустит меч, то авгур может поднять свой священный посох в его защиту.
Вдруг я почувствовал на себе ясный взгляд Мисме. Она радостно улыбалась мне. И я тут же вспомнил Арсиною. Но красотой Мисме матери уступала — ее стройная фигурка все еще была девичьей и неразвитой. Впрочем, груди ее были круглыми и с розовыми сосками, волосы шелковистыми и вьющимися, ноги длинными и хорошей формы, а бедра — соблазнительными. Теперь она держалась спокойно, нисколько не смущаясь. Наоборот, по сиянию ее глаз я догадался, что она отлично понимала, как вожделеют ее эти двенадцать юношей.
Нет, за Мисме мне нечего волноваться. Она была дочерью своей матери и знала, в какую игру собирается играть. Я с облегчением перевел дух. Неважно, как она попала к этрускам, но на состязаниях она была по доброй воле. За те несколько лет, что мы не виделись, Мисме похорошела, и я гордился ею. Вдруг я встретился глазами с Ларсом Арнтом, который сидел на священном камне Тарквиний. Он то и дело поглядывал на Мисме с таким же восхищением, как и юноши. Посмотрев на меня, он прищурился, как будто желая спросить о чем-то. Не задумываясь, я решительно кивнул.
Ларc Арнт немедленно встал, расстегнул свой плащ и набросил его на плечи тарквинского юноши-борца. Потом он стащил через голову хитон, снял все украшения и браслеты и положил все это на землю, освободился он также и от золотого перстня на большом пальце. Как ни в чем не бывало он взял у юноши меч и щит, занял его место, а ему приказал сесть на священный валун. Тем самым он оказал молодому человеку огромную честь, так что вряд ли юный житель Тарквиний расстроился из-за своего отстранения от состязаний.
Авгур обвел взглядом собравшихся, как бы спрашивая, не возражает ли кто-нибудь против замены борцов, а потом дотронулся посохом до плеча Ларса Арнта, выражая таким образом свое согласие. Ларc Арнт не был таким же загорелым, как юноша; кожа у него была белая и нежная. Гибкий и мускулистый, он выглядел ничуть не старше других атлетов. Полуоткрыв от нетерпения рот, он смотрел на Мисме, а та отвечала ему взглядом, полным любопытства и изумления. На ее живом лице было написано, что ее тщеславию очень льстит внимание одного из богатейших и влиятельнейших тирренов, который намерен рисковать жизнью, чтобы освободить ее и завладеть ею.
Мне же ничего другого не оставалось, как спокойно улыбаться.
Я понял, что все это не более чем веселая шутка богов, которые хотели показать мне, насколько слепым бывает иногда даже самый проницательный человек и что не имеет смысла относиться серьезно к чему-либо, происходящему на земле. Я читал в душе Ларса Арнта, как в раскрытой книге. Без сомнения, впервые увидев Мисме, он был очарован ею, но в то же самое мгновение он понял, как много сможет приобрести, если победит в священном состязании. Ларc потерпел поражение на совещании о внешнеполитических делах. В Тарквиниях после неудачного похода на Гимеру к нему относились куда хуже прежнего. Его старый отец был все еще жив и пользовался большим влиянием, но Арнт очень сомневался в том, что сумеет стать владыкой Тарквиний после смерти Арунса, даже если отец сам назначит сына своим преемником. Ларc Арнт привык действовать смело и напористо, в духе времени, однако его политика досаждала старикам и тем, кто держал сторону Греции.
Если бы ему удалось выйти победителем из грядущей схватки, то Тарквиний стали бы главным городом этрусков на ближайший год именно благодаря ему, Арнту. В прежние далекие времена владыки боролись на арене за честь своего города. Теперь же считалось делом неслыханным, чтобы посланник ставил на кон собственную жизнь — пускай даже из благородных побуждений. Если бы Ларc Арнт победил, все восприняли бы это как доброе знамение для Тарквиний. К тому же Ларсу Арнту досталась бы дочь лукумона, больше того — внучка самого Ларса Порсенны, так что и ему перепала бы часть того восторга, с которым встретят весть о явлении нового лукумона.
Боги улыбались, и я улыбался вместе с ними, потому что все это было построено на лжи. Ведь Мисме не была моей дочерью, а все думали, что это так. Когда я осознал происходящее, то понял, что правда и ложь в мире людей ходят рядом и мало чем различаются. Все зависит от того, что считать правдой, а что — ложью. Боги же стоят где-то посредине — между правдой и ложью. Я тут же пообещал себе признать Мисме своей дочерью и запретить ей рассказывать, что я не ее настоящий отец. Достаточно того, что мы с ней знаем об этом.
Авгур надел на плечи Мисме черный кожаный воротник и усадил ее на край каменного ложа; запястья у нее были все так же связаны шерстяным поясом. Потом он махнул своим кривым посохом, и бойцы бросились друг на друга. Все произошло так быстро, что первая схватка показалась мне странной и беспорядочной. Я едва успел понять, что происходит, а двое окровавленных юношей уже лежали повергнутые на землю, выпустив из рук мечи.
Согласно древнему обычаю в первой схватке шестеро вступили против шестерых, приморские города — против городов, расположенных в глубине страны; запрещалось наносить удары в спину или в бок тому, кто стоит рядом. Передохнув несколько коротких мгновений, бойцы вновь кинулись в атаку, но уже впятером против пятерых; их мечи сверкали, а щиты с треском ударялись один о другой. Послышались крики и стоны — и вот уже дерутся всего восемь человек. Они тяжело дышат, настороженно следя друг за другом. Из раненых в первых схватках один потерял равновесие и сошел с арены, второй и третий пытались уползти прочь, оставляя за собой кровавые следы, четвертый потерял и щит, и меч, а также лишился пальцев на руке, пятый лежал на спине, и на губах у него пузырилась светло-розовая пена — верный признак глубокого ранения в грудь, а шестой находился под защитой авгурского посоха, ибо стоял на коленях и из последних сил размахивал мечом.