Па прячет топорик fiskars под ванную — Па сейчас так накрыло, что лучшим решением казалось разрубить себе горло. <А зачем под ванную?> — Па наклоняется, достаёт топорик fiskars и кидает его к инструментам. Завязывает шнурки на кроссовках, включает видео на айдроиде, закрывает дверь, стопит видео. Раз двадцать дёргает ручку, достаёт солнцезащитные очки и спускается по лестнице. Дойдя до первого этажа, он бежит обратно — всплыла картинка, что ключ остался в замке. Ключа там нет, Па проверяет карманы рюкзака, находит ключ и слегка успокаивается.
На десятой отчётной таблице у Ма начинает громко урчать живот, она инстинктивно сползает под стол, прячась за большим монитором, и оглядывается по сторонам — слышал ли кто-то, как неудобно, беспокойство нарастает, Ма снимает очки, проверяет деньги — не раз и не два — и идёт обедать.
Домофон мерзко пищит, Анни приподнимает очки и вглядывается в номер квартиры — вдруг ошиблась. Звук соединения — Лиззи глупо шутит, не ошиблась ли Анни квартирой, лишение девственности происходит по предварительной записи. Анни говорит, что записывалась заранее, но толком подыграть подруге у неё не получается. Дверь открывается, Анни вызывает лифт.
Па идёт по улице, ноги у него уже успели загореть на весеннем солнце, попрошайки у этой ёбаной матроны хватают за карманы, ёбнутый на голову подросток, аАа-аАа весь день распевает под контролем ещё более ёбнутой мамаши — раз додумалась притащить его сюда и зарабатывать на нём. Они кидаются (мать просто волочёт сыночка по асфальту) к проходящему мимо святому, блядь, отцу, он ладонью бьёт подростка по лбу, хорошо так приложился, звонко — благословил типа. Мать рада, целует святому, блядь, отцу руки, а ему мерзко и он не скрывает этого. Подросток начинает биться в эпилептическом припадке, отче ваш исчезает за воротами — наверное, очень торопится, наверное, теперь он надеется встретиться с ними всеми только в раю.
Лиззи открывает дверь, на ней ничего, кроме прямой полоски волос на лобке, она широко улыбается и сверкает брекетами, Анни видит отражение своего лица в зеркале напротив — тухленько она выглядит. Лиззи моментально это считывает — моя любимая — забирает у Анни рюкзак, обнимает и ведёт в комнату.
Как обычно, все проходят мимо, искоса глядя на подростка в припадке и причитающую мать, она стоит на коленях и лупит сына руками в грудь, а он весь в пенной слюне, <да придержи ты голову, корова!>, Па подбегает, разжимает подростку челюсти — язык он уже прикусил — и <скорую вызывай!> фиксирует голову. Мать-корова ревёт, что не местная и ничего не знает, <хули ты тогда здесь делаешь?>, Па не может достать айдроид, обе руки заняты, <правый карман рюкзака>, корова телится — или просто такая жирная — <ёб твою мать, да там один единственный айдроид, больше нет ничего!> и тратит много времени на поиски. Справившись, тянет айдроид Па. <Ну ты пиздец, конечно>.
Лиззи выслушала Анни, но как-то ей стало ещё веселее, она ржёт и прекратить не может, Анни заражается её смехом и теперь утро не кажется ей пиздецом, и правда — тупая шутка какая-то, не стоило заморачиваться, чуть не испортила хороший день. Пока Лиззи отсмеивается, Анни стягивает с себя футболку и юбку, встаёт напротив Лиззи и сцепляет руки за спиной — ну как будто смущается.
Как только Па взял под контроль подростка и корову-мать, вокруг него, за ним, спереди, сзади и по бокам столпились люди, <где ж вы раньше были?>, все такие умные, все такие образованные, а как пальцы в рот совать подростку с отклонениями — очереди нет. Один мутант догадался, что корова не может вызвать скорую, взял у неё айдроид и вызвал сам, вернув его Па — липкий после копыт мамаши. Подростку уже легче, ага, Алёшенька, он более-менее оклемался и снова начал блеять аАа, чередуя с Ааа. <Заткнись> — по-доброму просит Па. Алёшенька, наоборот, только ускоряется и сбивается с ритма, но ааакать не прекращает. Мать-корова теперь причитает радостно, славит господа своего, блядь, триединого и сипит что-то про смерть отступникам от веры.
Лиззи упирается ладонями в кровать и слегка отклоняется назад — бегает взглядом по телу Анни, что она там не видела, рот приоткрыт, Лиззи тянется большим пальчиком своей ноги к ноге Анни, проводит линию от бедра до колена, замирает на секунду и — моя любимая — улыбается и склоняет голову набок. Анни покрывается мурашками.
<Да, да, конечно, богу твоему спасибо, так бы и сидела над ним, пока он тут голову себе об тротуар не разъебал и не покрылся соплями твоих молитв> — Па добрый, <пизда неблагодарная> — в сторону. Приезжает скорая, Алёшеньку осматривают, фельдшер даёт ему леща и две пощёчины — в чувство привести, а не потому, что заебал голосить. Мать-корова в толпе не растерялась, её главное умение — протянутая ладошка. Фельдшер спрашивает её, едет ли она в больницу вместе с сыном. Она не слышит. <В больницу едешь?>. Какая больница, суетится она, мы не местные, ничего не знаем, обманут и обкрадут, господи помилуй, тьфу-тьфу-тьфу, ёбаная Москва, ничего толком не заработаешь, прости господи. Она замолкает, поняла, сука, что много лишнего сказала.