Выбрать главу

Анни играет дочь.

Айвазовского, Куинджи, ээ, Ма вспоминает, вспоминает, Лукас Кранах. <Какой из всех?>. Ма дёргает свои пальчики, она недавно видела эти имя и фамилию под какой-то картиной в непонятном паблике, вспоминает, вспоминает — были ли там ещё какие-то подписи, этих Кранахов сколько вообще? Может, это название группы художников — как плексиглас, как венские акционеры. Ма огрызается — в том смысле, чего Па пристал к ней, она не претендует на должность искусствоведа или критика, она хочет смотреть — композиция, построение кадра. <А в каком стиле писал Айвазовский?>. Па не слышит последней реплики Ма. Ма не слышит Па, зря она поддалась и сыграла, такой хороший день, а Кранахи и Па сейчас испортят его, сольют, как

Анни сливается со своим айдроидом.

будто у Ма слишком много хороших дней в будущем и надо бы уменьшить их количество, чтобы и другим хватило. Ма не хочет делиться.

После галереи семья идёт в кафе, у Па сильно перекошено лицо ещё и из-за этих трат, хотя он и говорит, что плевать ему, он не зарабатывает и это не его деньги, Ма знает лучше него, как ей распорядиться своими деньгами. Ма думала, что они сходят в кафе и выпьют кофе или сидра, поговорят о чём угодно, только не о её работе, да и покушать стоит, культура очень энергозатратна. Ма избегает неудобств и раздражённого Па любыми способами, которые знает, которые уже использовала, только вот результат обычно сильно её расстраивает. Ма стала такой обидчивой.

Ма останавливается и говорит Па, что в кафе идти необязательно, они зайдут в магазин и купят хорошие чесночные багеты или чиабатту с оливками, а кофе возьмут в кофикс — Ма там ещё не всё попробовала. <Нет-нет, пошли-ка в кафе. Я согласен. Возьму тёмного вязкого пива, а вы выпьете и съедите, что запланировали>. Ма передумала, Ма теперь вообще домой хочет. <Пошли в кафе! Есть, пить, тратить бабки! Пойдём!>. Ма домой хочет. <Что не так-то опять?!>. Ма стоит на месте, Ма наполнена слезами. Па трогает её за плечо, Ма резко поворачивается, чтобы сбросить руку.<Начинается, блядь..>. Ма достаёт бумажные платочки и быстро уходит от Па.

Анни украдкой пересчитывает украденные деньги — мелкие бумажки — и посылает всех в задницу.

У Па кончились слова. Злой, он бежит за Ма, хватает её, она вырывается и изменившимся голосом требует отпустить её. <К чему эти представления на улице? Мы можем поговорить нормально?>. Конечно же Ма не будет говорить, Па неуклюже обнимает её, Ма дрожит и всхлипывает, держит руки за спиной. Па отпускает Ма, смотрит ей в глаза. Ма разворачивается и уходит.

Анни ушла уже далеко, если бы это было кому-то интересно.

Кто-то задевает Па плечом, когда он идёт по улице за Ма, <дороги мало что ли?>, перед Па извиняются, он не прекращает метать хуи. Па не догоняет Ма, не сокращает расстояние. На пешеходном переходе красный человек будет ещё 65 секунд, Па подходит к Ма, <прости, что я был так резок. Я борюсь со своими вспышками раздражения и злости>, Ма не смотрит на него, спрашивает, давно ли он стал таким добреньким, что повлияло на такое резкое изменение в его настроении — оп — какой хороший Па, как замечательно Па умеет притворяться, будто ничего не случилось. Молчание на пять секунд красного человека. <Ну хватит уже, мне очень стыдно за себя>. Ма посылает Па без указания места и говорит как сплёвывает, что хочет побыть одна. <А мне что делать? Куда мне идти?>. Па мог бы уже и выучить ответы, сколько раз слышал — что хочешь и куда хочешь — а до сих пор надеется на новые слова. Он потерял Ма из виду. Её обида — или что это такое — пройдёт, ей нужно время до завтра, до обеда или ужина, зависит от глубины переживаний. Па привык к выходу таких эмоций Ма, а всё равно растерян, отходит в сторону от потока, <сука, сука, сука> — ни о ком он сейчас не думает, ни от кого он сейчас не отказывается. Докурит, пойдёт по набережным — только не домой.

Лиззи нет дома. У неё такой же семейный выход — на юбилей к бабушке. Юбилеи легко испортить. Анни затеряется в Сокольниках, понятно же — только не домой.

Ма не делает ничего нового — идёт в парк или сквер успокаиваться, как бы ей ни хотелось домой, там будет хуже, нельзя, переждать и осмыслить, пусть и думать по большому счёту не о чем. На деревянной скамеечке выцарапаны слова и символы, так одиноко — и это так хорошо, что именно сейчас лучше быть не может. Ма закрывает глаза и вытягивает ноги. Щенок хаски испуганно гадит под скамеечкой.

Па дошёл до Преображенки и теперь идёт обратно, перейдя на другую сторону набережной, под мостами и на два метра выше уровня воды. На Сыромятнических шлюзах смотрит на вонючий водопад и шлюпки, собирающие мусор из воды.