Даже Дитрих, уже, казалось бы, привыкший к фокусам веснушчатого паренька, порой поражался его проворству и изобретательности, которые, в совокупности со врожденными дарами, позволяли молодому разбойнику совершать невозможное, практически творить настоящие чудеса. Взять хотя бы поразительный способ проникновения в город в самую светлую ночь, который придумал юный мастер хитростей и уловок. Ведь это именно пареньку, а не Дитриху с его богатым военным опытом, пришла в голову воистину золотая мысль переодеваться чертями и преодолевать мертвую зону перед крепостной стеной прямо на глазах у изумленных, трясущихся со страху часовых.
В эту ночь им, правда, не повезло. На прозванной благодаря их проделкам «чертовой» башне дежурил отважный солдат, не меткий, но необычайно удачливый. Солдат выстрелил в него, промахнулся, но чуток подранил напарника, что, впрочем, нисколько не расстроило их планов. Как и было задумано, преодолев хорошо простреливаемое пространство и добравшись до спасительного рва, с ног до головы вымазавшиеся грязью и облепившиеся болотными водорослями разбойники спрыгнули в воду, и их пути тут же разошлись. Задача Дитриха была довольно простой. Избавившихся еще под водой от виртуозно скрученных из ивовых веток рогов, разбойник переплыл ров и, лишь когда уперся руками в твердую кладку стены, осторожно, не поднимая кругов по воде, всплыл на поверхность. Затем, жадно сделав пару глотков стылого воздуха, Гангрубер стащил со спины тяжелый вещевой мешок из плотной, непромокаемой кожи и стал ждать, пока его необычный напарник выполнит самую трудную часть работы, на которой, собственно, и основывался их дерзкий способ проникновения в город.
Неизвестно, что именно делал Марк и какой из своих поразительных способностей пользовался, но только пареньку удавалось проходить, как нитка сквозь угольное ушко, через плотную решетку коллектора и выбираться из воды уже по ту сторону укрепления. Дальше напарник делал то, с чем бы легко справился и Дитрих, окажись он внутри крепости. По веревке юный разбойник ловко забирался на башню и всего за пару минут обезвреживал не ожидавших вероломного нападения со спины часовых. Затем мастер прохождения сквозь решетки и прочих искусных фокусов сбрасывал мерзнувшему в холодной воде рва напарнику конец той же самой веревки.
Каждый раз, когда Дитрих поднимался на стену, он становился свидетелем одной и той же картины: пять-шесть погруженных в бессознательное состояние солдат мирно сидели рядком в натопленном помещении башни, а усмехавшийся Марк заботливо раскладывал по их головам какую-то мерзкую слизь, якобы способную заставить стражей позабыть, что с ними произошло ночью.
«У каждого свои секреты. Прошлое одного не должно тревожить другого!» – так гласил основной закон их маленького, спонтанно возникшего сообщества, более прочного и сплоченного, чем любой рыцарский орден. Руководствуясь этим однажды оговоренным и возведенным в ранг незыблемой истины правилом, Дитрих никогда не расспрашивал паренька о странных вещах, которые порой видел собственными глазами. Тот же взамен не задавал лишних вопросов, в частности, не интересовался настоящим возрастом старшего компаньона, хоть наверняка догадывался, что Дитрих Гангрубер гораздо старше тех двадцати пяти лет, на которые он выглядел.
Напарники-лиходеи уже несколько десятков раз беспрепятственно проникали в город одним и тем же способом, и каждое нападение на стражей башни проходило примерно одинаково, с той лишь разницей, что, когда капризная луна не являла свой желтый лик на звездном небосклоне, им не нужно было устраивать пугавший суеверных служивых маскарад. Эта же ночь стала исключением: прежде все потому, что одного из разбойников впервые ранили, но, кроме того, поскольку они порознь покинули прозванную в честь их ряженых персонажей башню.
Несмотря на легкое ранение одной ноги и сильно ушибленное при неудачном падении колено другой, Марк пребывал в приподнятом расположении духа. Дитриху даже показалось, что юноша где-то тайком от него умудрился приложиться к бутылочке доброго вина. Пока разбойники одевались в извлеченную из не пропускавших воду мешков одежду, парень все время шутил и бедокурил, убеждая не столь веселого компаньона проучить подранившего его стрелка, причинив ему не только и не столько телесные муки, сколь страдания душевного свойства. Дитрих же твердо стоял на своем, он был категорически не согласен с проведением какой-либо экзекуции над честно выполнявшим свой долг солдатом. Во-первых, старший и более разумный товарищ не желал тратить драгоценное время на всякую, сильно отдающую взыгравшим в штанах детством ерунду, а во-вторых, он считал, что человек, не струсивший при виде чертей и отважившийся вступить в борьбу с нежитью, достоин уважения, а не глупых насмешек.