Похоже, ни спрыгнувший с козел кучер, ни вельможа, решивший променять бархатное убранство дорогого экипажа на сырость и грязь придорожной обочины возле леска, не заметили засевших в кустах разбойников. И это был плюс; единственный плюс, жалко смотревшийся на фоне многочисленных минусов. Дитрих вроде бы получил, что желал, он узрел путешественника, точнее, целых трех, и не путешественников, а путешественниц, однако ни на йоту не приблизился к разгадке становящегося все таинственнее и абсурдней ребуса.
Вслед за начищенным до блеска сапогом из-за открывшейся дверцы показались отнюдь не бархатные и не атласные штаны вельможи, а подол женского платья; хоть и дорогого, хоть и настоящего одеяния благородных дам, но уж больно запачканного хлебными крошками, остатками зелени, пятнами жира да вина.
«Должно быть, девка, что аристократишку в пути развлекала! – подумал Дитрих, но, приглядевшись повнимательней, тут же изменил мнение: – Уж больно она неказиста для жрицы любви, достойной светской особы! Продажные барышни такого высокого ранга сальные пальчики о платья не вытирают да и сапожища вместо туфелек не носят… Как же иначе вельможе восхищаться ее ножками?»
Высокая, стройная и, бесспорно, красивая девица, появившаяся из экипажа, была не только грязнулей, но и вела себя странно. Первым делом она обвела округу взором бывалого солдата и, ничуть не скупясь на грубые, неподобающие девице выражения, обругала раззяву кучера, остановившегося, по ее мнению, в самом неподобающем месте. Сам факт отборного сквернословия, льющегося бурным потоком из уст прекрасной дамы, весьма удивил разбойников, но когда они услышали столь же вульгарный и еще более фривольный ответ, то просто потеряли дар речи. Сразу стало понятно, что отношения между красавицей и возницей по крайней мере приятельские и никак не соответствуют привычной норме общения фаворитки хозяина с простым слугой. Недовольный замечанием дамочки заморыш под шляпой обнаглел настолько, что даже швырнул в нее комок грязи из-под лошадиных копыт. Впрочем, красавица в долгу не осталась. Она ловко увернулась от летящего прямо в ее личико снаряда и показала вознице жест, какой увидеть-то можно лишь в портовых кабаках.
На том неприятный инцидент был исчерпан. Метатель грязи занялся лошадьми, а вульгарная особа рывком сорвала с головы чепец, заманчиво встряхнув копной длинных, огненно-рыжих волос.
Несмотря на внешнюю привлекательность и даже красоту, Дитрих просто не в силах был смотреть на незнакомку как на объект вожделения. В ее резких, угловатых движениях не было ничего женственного, а уж о благородстве происхождения и хороших манерах даже заикаться было смешно. Девица сморкалась в подол, бесстыдно чесалась в срамных местах, а когда протяжно шмыгала носом, то казалось, что сопит здоровенный кабан. На какое-то краткое мгновение Гангруберу даже показалось, что перед ним вовсе не дама, а переодетый в женское платье, гладковыбритый юнец с намертво приклеенным к голове париком. Однако вскоре сомнения на этот счет отпали, поскольку воспитанная то ли на конюшне, то ли в свинарнике особа запустила обе руки в декольте своего многострадального платья и извлекла наружу две очаровательные, при иных обстоятельствах весьма соблазнительные прелести.
– Чудесный способ проветривать взопревшую плоть! – раздался за спиной Дитриха дрожащий голос очарованного зрелищем напарника, явно не столь требовательного к дамским манерам, чем он.
– Слюну подотри! – сквозь зубы прошептал разбойник и больно ткнул затрясшегося всем телом Марка локтем под дых.
Удар оказался не сильным и вызвал не всхлип боли, а всего лишь смешок. К счастью, за ним не последовала дерзкая реплика. Как ни странно, но юный разбойник проникся серьезностью момента и предпочел замолчать, пока ему взаправду не досталось от не желавшего ни шутить, ни язвить компаньона.
Не успела любительница забористых словечек и дурных манер освежить свои прелести легким ветерком, как из экипажа появились еще две, так сказать, дамы; так сказать, благородные. Внешность обеих была куда скромнее и неприметней, чем у рыжеволосой, оголившейся почти по пояс бестии. Одна была маленькой, полненькой, с выбивающимися из-под кружевного чепца жидкими волосенками и огромной бородавкой, занимающей почти все пространство между округлым подбородком и пухлой нижней губой. С удаления в несколько шагов, а именно на таком расстоянии находились притаившиеся разбойники, казалось, что у довольно молодой толстушки растет куцая, неухоженная поросль черных волос, которая через пару месяцев непременно разовьется в полноценную козлиную бородку. Ее движения были столь же резки и грубы, как у ее бесстыжей подружки, а дорогое платье пребывало в чуть лучшем состоянии, то есть на нем было поменьше хлебных крошек и всего парочка жирных пятен.