- Успокойтесь, Хранитель, - сказал Дарбрелт, но тот его не слышал.
- Думаешь, можешь тут строить из себя обиженного героя, которого мир несправедливо осудил?!
- Что справедливого в том, когда тебя осуждают за защиту своей расы?! Вам ли не знать! - прокричал в ответ заключенный.
Император и вся придворная свита в недоумении наблюдали за этим зрелищем.
- Ты бы уже заткнулся! Думаешь, можешь говорить все, что вздумается, раз скоро на тот свет?! Так вот, я тебе напомню, что смерть - не самое страшное, что может с тобой случиться, - хранитель отшвырнул ренианца к стене с такой силой, что укрепленная на полторы тысячи процентов стена замка треснула. Двое товарищей тут же подбежали к ренианцу и помогли подняться, не сводя злого взгляда с хранителя.
- Я выношу вам приговор. Господа, вы приговариваетесь к публичному выкачиванию илуния потрошителем, с последующей казнью на планете-столице, завтра утром, - сказанное фельсонтом лишило всех присутствующих дара речи.
Легионеров пробил холодный пот. То, что им предстояло, внушало им животный страх. Ноги одного из приговоренных подкосились, и тот упал на пол.
- П-постойте, Великий Хранитель, вы не можете так поступить. Выкачивание илуния потрошителем дается только за самые тяжкие преступления, а не за пару убийств, - попытался образумить его Дарбрелт.
- Я был с вами слишком мягок в последнее время, чем вы все любезно пользовались и вытирали ноги о мою доброту... но довольно, пришло время напомнит вам, каким я могу быть, - с гневом в голосе произнес хранитель.
- Но... - хотел снова возразить Дарбрелт, но хранитель его тут же прервал.
- Не пытайся меня переубедить, Дарбрелт, правосудие должно свершиться!
- Что есть правосудие в руках тех, кто им управляет, и кому оно подчиняется? - спросил ренианец.
- Избавь меня от своей философии, Кровавый Патриот, - хранитель выломал прутья клетки и прошел внутрь. - Как я сказал, казнь состоится на рассвете. У вас есть время прибыть на планету-столицу, к тому же, скоро турнир и пора бы тебе прибыть на место, - фельсонт посмотрел на Дарбрелта, затем поместил напуганных легионеров в большую голубоватую сферу, и тут же растворился вместе с ними.
Едва последние частички света от телепортации погасли, как Дарбрелт повернулся к императору Алутару и, едва сдерживая гнев, спросил:
- Мы что, вот так все и оставим? Позволим ему казнить наших воинов публично, да еще и при помощи жалкого пожирателя?
Император видел, что его подчиненного уже готово разорвать изнутри от накопившегося гнева.
- Все вон, - приказным тоном скомандовал император, и многочисленная свита поспешила удалиться. - Кроме тебя, Акрэ?лий, ты останься, - добавил император, и все кроме Дарбрелта и сына покинули темницу.
Дождавшись, когда шаги утихнут, император создал у входа черный, непроницаемый барьер.
- Теперь, Дарбрелт, ты можешь не сдерживаться и высказать все, что у тебя накопилось.
- Я уже высказался, господин. Теперь мне нужен лишь ваш ответ на простой вопрос. Неужели, мы все так оставим? Никто не смеет решать судьбу нашего народа! - вдруг снова крикнул Дарбрелт.
- Я согласен с ним, отец, - вмешался в разговор юноша.
- Я тебе пока слова не давал, Акрэлий, просто стой и учись.
- Что ты предлагаешь, Дарбрелт, мы не можем пойти против могучей империи хранителей. Они копили свои силы тридцать с лишним тысяч лет, в их рядах лучшие воины, когда-либо жившие за всё это время. К тому же, они пользуются поддержкой других рас, которые, я уверен, с радостью встанут с ними бок о бок против нас.
- Но мы и не можем оставить все как есть! После войны с илкарцами нас и так перестали уважать и бояться, и всё из-за этих людей! Многие империи снова обратили свои взоры на наши территории. Если мы позволим так унизительно казнить наших лучших воинов, то последние остатки страха у всех тут же рассеются!
- Хм... - император задумался и начал ходить взад и вперед по комнате.
Вскоре его лицо оживилось и озарилось самодовольной улыбкой.
- Вот, как мы поступим...
Улькиус сидел в разрушенном тронном зале и курил трубку, уставившись на уцелевшую настенную роспись. Там, среди шумного застолья, один мужчина сидел и, отрешенно ото всех, так же куда-то уставился, словно пялясь на профессора. Улькиус не спеша выпустил дым, не отрывая глаз от взгляда нарисованного мужчины. На самом деле он знал этого человека, ведь эта история была срисована с реального случая. В день, когда они задумали изменить мир к лучшему, в день, когда мир изменил их самих.
***
Улькиус стоял позади юного Адэхи, взяв небольшой перерыв и облокотившись на стену, чтобы перевести дух от плясок. Сам же Адэхи сидел на скамье и грустил. Вокруг все пили, смеялись и танцевали, но не он. Всем своим видом мальчик показывал, как ему плохо. Совсем еще юнец, Адэхи был лишним на этом празднике жизни. Внезапно, мальчик заметил, как на него уставился один смуглый мужчина.
Высокий, мускулистый, статный, с густой черной "растительностью" на лице. На его голый торс была одета черная мятая кожаная жилетка и черные кожаные штаны на ногах. Руки украшали тату в виде растерзанной брони, а из-под жилетки торчала часть еще одной татуировки в виде вспышек молнии, которые доходили ему до шеи. Длинные слегка вьющиеся волосы доставали ему до лопаток, а своим видом он воплощал эталон мужественности. Мужчина смотрел на Адэхи с небольшой ухмылкой, затем вдруг поднялся во весь свой могучий рост и, захватив с собой кружку эля, направился к юноше. Подойдя к нему, он сел рядом и с легкой улыбкой спросил:
- Чего не веселишься?
Адэхи промолчал, продолжая пялиться в стол. Улькиус решил подслушать их разговор.
- Да-а, мне тоже что-то не танцуется в последнее время... Ты ведь тот мальчишка, которого Линтранд принес сюда пару лет назад? - продолжал вести монолог мужчина.
Юноша снова не издал ни звука.
- Послушай, это ужасно. То, что случилось с тобой, твоей деревней и близкими тебе людьми. Но нельзя же всю жизнь теперь проходить в слезах и печали, и уж тем более, хранить всю эту боль внутри себя. Посмотри... - мужчина указал пальцем на трех ровесников Адэхи, которые поглядывали на мальчишку и о чем-то перешептывались в сторонке, - Эти три мальчика оказались точно в такой же ситуации, как и ты.
- У них тоже вырезали всю семью на глазах? - вдруг пробубнил юноша.
- А, так ты все-таки умеешь разговаривать? - расплылся в улыбке мужчина. - Нет, то, что произошло с ними, было намного, намного хуже.
- Что может быть хуже, чем то, когда твоей маме перерезают горло у тебя на глазах...?
- Поверь мне, может, - мужчина с грустью глянул на троицу. - И вот эти ребята не понимают, почему ты грустишь так долго и не хочешь, наконец, попытаться жить дальше, как они.
Адэхи снова опустил голову, но на этот раз вместо отреченности там зародились мысли.
- Они уже давно хотят подойти и подружиться с тобой, но твой грозный и угрюмый вид их пугает, - мужчина заулыбался еще сильнее, когда понял, что его слова достигли цели.
- Дружить? Со мной? - мальчик слегка оживился.
- Ну не со мной же! - мужчина засмеялся. - Да и не престало взрослым с детьми дружить.
- Это еще почему?
- Ну-у, разные у нас интересы...
- Я уже не ребенок! - возмутился Адэхи.
- Да, не ребенок. Ну так что, пойдешь и заведешь себе новых друзей, развеешься, скинув с себя оковы печали, как настоящий взрослый, или будешь сидеть здесь и дальше плакать как ребенок?
Адэхи задели эти слова, он собрал волю в кулак и встал из-за стола.
- Так-то лучше, - довольно произнес мужчина.