Лопушки испугано дернулись назад. Неожиданно подал голос старичок, до того скромно ковырявший вилкой в салате:
– Погодите, молодые люди. Как я понимаю, предъява была за оскорбление?
Братва недоуменно переглянулась.
– Ты, мужик, чего в базар встреваешь? -ласково осведомился Квадратный.
– Мужики в поле капусту собирают, - с отеческой ноткой в голосе разъяснил дедок. -Базарят бабы на лавочке. А я с вами беседу беседую. Могу разговор разговаривать.
– Я, что-то, не пойму, бригадир, - изобразил бритым черепом удивление Малыш. -Нас здесь что, за лохов держат?
– А вы есть лохи, - охотно поддержал его старичок. -Трете за базар, а сами людей поносите почем зря.
Он был прав, и братва это знала. Называть собеседника прозвищем девицы нетяжелого поведение было крайне нежелательно. Малыш своим неаккуратно вставленным междометием, только что превратил выигрышную тему в полный отстой. Вовка, тем временем, лихорадочно искал выход их создавшейся ситуации.
– Борзый дедок, - опередив его, констатировал борец.
– Борзыми собаки бывают, - вкрадчиво пояснил лжебухгалтер. -Вы здесь уже не на одно правило намели своими боталами.
Ситуация ухудшалась на глазах и Вовка поспешно спросил:
– Ты что, отец, законник?
– Нет, - безмятежно взирая выцветшими глазами, ответил старичок. -Но у людей всегда спросить могу.
С кряхтением выбравшись из-за столика, он стряхнул хлебные крошки с пиджака и повернулся к своим лопушкам:
– Пойдемте, племяши. Не о чем здесь разговаривать. А на хомячков я и в зоопарке посмотреть могу.
Вовкино терпение лопнуло окончательно. Соскочив со стула, он прихватил стальными пальцами старичка за воротник затрещавшего батника и с легкостью оторвал его пола.
– Ты кого хомячком назвал, пень старый?!
Дедок, дождавшись, когда могучая бригадирова длань опустит его на землю, невозмутимо произнес:
– Гамуле передашь -Змей сходняк собирает. Завтра же!
Вовка застыл в леденящем ознобе. Ужаса добавил Малыш, собрав волнами морщин могучий загривок:
– Это веревки, бригадир!
Квадратный поддержал кореша, закивав китайским болванчиком.
Змей не был вором в законе -от короны он отказался еще лет десять назад, но авторитет в уголовном мире имел непререкаемый. Никто лучше него не толковал многочисленные статьи воровского кодекса. На серьезные сходки он приглашался в роли третейского судьи, и приговор в таких случаях был окончательным и обжалованию не подлежал. К его прозвищу можно было смело добавлять -Мудрый.
Вовка поднял руку не на вора. Он покусился на самую верхушку козырной колоды - председателя Верховного Суда воровского мира СССР. Косяк этот можно было исправить только одним способом -прямо сейчас разбежаться и со всей своей дури грохнуться башкой о ближайший угол.
– На дно надо ложиться, бригадир, - пришел к окончательному выводу борец. -Разбегаемся, куда глаза глядят.
Глаза выбрали единственно верное направление: тьмутараканьская бабкина деревушка. Через неделю Вовка немного успокоился и даже начал заигрывать с немногочисленными деревенскими молодухами, самой младшей из которых было около тридцати.
В окружении привычного гогота, блеяния и мычания ностальгически вспомнилось беззаботное детство. Иногда, забавы ради, он боролся с бабкиным бычком, имевшим странную кличку Дездемона. Если удавалось наловить на утренней зорьке жирную плотву, то день считался удачным -других карасей в окрестностях не водилось. А разводить можно было разве что кроликов. На десятый день своей размеренной деревенской жизни Вовка увидел въезжающую в деревню кавалькаду джипов.
В гости нагрянула братва.
– Бабуль, я ухожу, - торопливо сказал он старушке, открывая заднее окно покосившейся избушки. Лес начинался сразу за огородом. -Будут спрашивать, где я, не вздумай врать -эти волки сразу почуют.
Бабку вплетать в свои разборки не хотелось.
– Убивцы за тобой, внучок, приехали? -ехидно проскрипела старушка.
Вовка вздрогнул. Бабку он немного побаивался с самого детства -ни один секрет не проходил мимо ее бдительного ока. Второй глаз у бабки тоже присутствовал, но был стеклянным, с небольшой трещинкой на роговице. Когда она была не в настроении, ее морщинистое лицо приобретало зловещий вид. Впрочем, побаивался не только он, но и вся тьмутараканская деревушка. Обращаясь к ней с многочисленными болячками, жители, тем не менее, при ее приближении испуганно крестились. Вовкина бабка числилсь у местных в колдовском авторитете.
– Помоги-ка мне, внучок, - продолжала старушка, пытаясь сдвинуть громоздкий пыльный сундук, стоявший у почерневшей от времени стены. -И не стой ты, как баран, видишь -силенок не хватает.
– Бабуль, ты че, на старости лет совсем из ума выжила?! Щас братва двери выносить начнет, а она мебель переставлять надумала! - заорал благим матом Вовка, но, видя, что бабка не обращает на него никакого внимания, плюнул и одним рывком сдернул сундук. Из открывшегося темного провала дохнуло прелой сыростью.
– Лезь, давай! - подтолкнула она внука в спину. -Не задерживай! Мне еще его на место ставить.
– Я тебе бандеровец какой, чтобы в норах прятаться? -попытался отодвинуться Вовка от мрачной ямины.
Бабка ухватила его жилистой рукой за воротник и неожиданно сильным толчком отправила в полет. Вовка, кубарем прокатившись по земляным ступеням, грохнулся всем центнером массы о земляной пол и отключился.
Очнувшись, он с недоумением огляделся. Погреб оказался довольно просторным, с каменными стенами и сталактитовым потолком. Покрутив чугунной головой по сторонам, Вовка краешком сознания отметил пропавший люк. Другой краешек -зрения -ухватил какое-то шевеление в углу пещеры. Там, бормоча речитативом незнакомую заунывную песню, как шаманы из "Клуба кинопутешественников", сидел на корточках обросший бородатый мужик в овчинном тулупе и жарил на вертеле ароматное мясо. Блики костра оживляли тени, прячущиеся в глубине подземного грота. Ситуация отдавала абсурдом.
Вовке сделалось жутковато.
Он поежился. На нем были спешно наброшенная кожаная косуха и дорогой спортивный костюм немецкого производства. Но от жуткого холода, царившего в пещере, шедевр легкой германской промышленности служил слабой защитой: тепло от костра бесследно таяло где-то во мраке.
Мужик, не обращая ни малейшего внимания на очнувшегося гостя, налил в немытый, с масляными разводами стакан мутноватую жидкость. С наслаждением, громко хлюпнув одной ноздрей, шумно нюхнул содержимое и одним бульком отправил его в широкую глотку, не забыв при этом довольно крякнуть. Яростно почесал подмышку и извлек жуткого вида насекомое, размерами и формой напоминающее разжиревшего таракана. Внимательно осмотрев усатую тварь при неровном свете костра, он положил к себе на зуб это членистоногое нечто, задумчиво надкусил и с отвратительным хрустом выплюнул на грязный пол пещеры.
– Силен, бродяга! -вслух восхитился Вовка. -Закусь у тебя, конечно, мировая, но лучше бы ты ее поменял.
– Херла куш изнын апташлы? -сиплым голосом пропойного забулдыги спросил мужик.
– У-у, братуха! -озадаченно протянул бандит. -Хавчик здесь уже не поможет. Тебе чердак менять нужно. Водка, брат, она и не таких героев губила.
Мужик невозмутимо продолжил:
– Бирсу винлыкта шамохаш кесдес?
– Киздец... полный, - на всякий случай согласился с ним Вовка и задушевно поинтересовался: -Давно из дурки-то?
Бородатый абориген внимательно посмотрел на него желтоватыми, с красными прожилками глазами и, кивнув каким-то своим мыслям, булькнул в стакан очередную порцию. Затем, порывшись у себя за пазухой (Вовка при этом вздрогнул, ожидая появления очередной твари), достал небольшой мешочек и высыпал на ладонь щепотку знакомо пахнущей травы.
– Косячка решил замастырить? -с облегчением догадался браток.
Проигнорировав вопрос, мужик бросил щепотку в стакан и сосредоточенно помешал забурлившую жидкость деревянной палочкой. Напиток, мгновенно сменив цвет с прозрачного на мутно-сиреневый, с радостным шипением устремился из стакана. Шаркающей походкой сонного пингвина бородатый абориген приблизился к Вовке и требовательно протянул немытую посудину: