Стартовый турнирный день плавно стек еще тройкой поединков, один из которых был примечателен тем, что организаторы свели вместе двух мастеров боя на копьях — одного из Цитадели, второго из Некрополиса. Они потрафили эстетствующим любителям фехтовального искусства виртуозным владением оружием. Соперники молниеносно перемещались, скользили по арене, как тени, и язвили друг друга копейными рожонами, словно две ядовитые змеи. В конце концов, гладиатор — некромант сумел подточить силы противника десятком прорех на его доспехах и завершил дело, пригвоздив того, будто бабочку, к мокрому песку ристалища. Лекари хлопотали вокруг поверженного варвара, а Рыцарь Тьмы равнодушно собрал свою порцию зрительского поощрения и неспешно удалился в обществе своего пажа — привидения.
Вся ложа правителя Мертвой планеты была обита ярко — синим бархатом. Посередине этого мягкого сапфира помещался маленький круглый столик, вокруг которого восседала небольшая свита герцога с ним во главе. Перед нами, в строгом кашемировом камзоле с наглухо застегнутым воротником предстала собственной персоной живая легенда Овиума — Вокиал — Буревестник. Человек, сумевший дважды отстоять локацию от посягательств недругов, сломивший упорное сопротивление «духовных» братьев в недавней кровопролитной гражданской войне, и лицом к лицу встретивший иноземную агрессию ранее, когда наш мир еще был молод. Выражение его строгого лица как бы говорило: «да, я осознаю, что являюсь самым могущественным существом Овиума. Но отношусь к этому без истерики». По правую руку от него расположились две дамы в роскошных вечерних нарядах, впрочем, весьма сдержанных цветовых оттенков. Первой сидела яркая брюнетка с короткой стрижкой и живыми глазами. Дальше располагалась шатенка с необычайно мягкими чертами лица и вьющимися до плеч густыми волосами. Опершись рукой на заграждение, отделяющее ложу высокого гостя от зрительских рядов, стоял рыцарь Тьмы с загадочным титулом «джоддок». Но эти женщины…
Я, троглодит, хоть и не могу из — за своей принадлежности к другой расе, быть подлинным ценителем красоты человеческих самок, но кое — каким знатоком в данной теме все же являюсь. Определив для себя важность, которую люди придают ухаживанию и всем формальным процедурам, предшествующим спариванию, я принял твердое решение выяснить каноны и стандарты столь щепетильного вопроса. Сколько картин, гравюр и книжных иллюстраций было пересмотрено мной? Тысячи. Если не считать легкомысленных рисунков и фривольных игральных карт, которыми торгуют гноллы — мародеры на Центральном Тракте. И я вновь, в который раз осознал весь трагизм ситуации — человечество больно культом женской красоты. Превозносится совершенство форм и яростно клеймится несоответствие им. Пред дивными внешними прелестями отступают такие неоспоримые достоинства, как умение пасти скот, готовить пищу, таскать тяжести. Куда придут люди со своими изнеженными дамами — одному Иерарху известно.
Я к чему это, собственно — в одном маленьком помещении вдруг оказалось три представительницы самого высокого стандарта женственности и обаяния (Ниаму я тоже туда приплюсовал). Если демонессу можно было охарактеризовать, как леди Искушения и Порока, то ближнюю спутницу Вокиала правильней было бы назвать символом Неукротимости и Страсти. К шатенке я приколол бы ярлык Гармонии и Безмятежности. Такие яркие фурии на крохотном пространстве. А известно ли Дилморону и Вокиалу, что дух соперничества у человеческих женщин превосходит по выраженности аналогичный инстинкт болотных василисков?
Вокиал сделал жест прислуге, и к столику мигом приставили сбоку еще три кресла. Герцог поднялся и протянул Дилморону руку:
— Счастлив видеть вас, принц, живым и здоровым — просто сказал он.