— За злостное нарушение правил турнира Азнах из Инферно будет немедленно дисквалифицирован и изгнан из города Корентина! — прогремел, усиленный волшебными талисманами, голос маршала. — Отныне, в назидание за содеянное, ему запрещается участвовать в любых состязаниях под эгидой Овиума в течение двух следующих лет!
Ледяная скульптура резко взмыла в воздух и через несколько мгновений скрылась из глаз в пелене облаков. А констебль с подбежавшими лекарями тем временем оказывал помощь пострадавшему Махору. Они лили на него разные целительные зелья. Пустые пузырьки один за другим летели в стороны. Наконец баркидец поднялся на ноги и в приветственном жесте помахал рукой болельщикам. Зрители взвыли от восторга. Прижимая вторую руку к груди, Махор заковылял к проходу под трибуны. Констебль осторожно придерживал его под локоть.
Я вскочил с места:
— Пойдемте вниз!
Ниама сидела с лицом темнее черного крота и, кажется, задыхалась от гнева. Дилморон в смущении скосил глаз на свою девушку и чуть пожал плечами в извиняющемся жесте:
— Сбегай, Гонзо. Глянь, как там он. Потом доложишь.
Я загрохотал лапами по ступеням. Деревянные доски жалобно стонали под моей тяжестью, а зеваки испуганно отскакивали в стороны. Еще бы, на них опрометью неслось усаженное иглами чудовище.
Махор сидел на низкой дубовой скамье, устало привалившись к стене. К моему удивлению, рядом стояла баронесса Дениза и торопливо рылась в женской изящной сумочке.
— Видал? — только и спросил баркидец.
— Нечестивое отродье Прогнившего Ада! — выкрикнул я.
— Да просто скотина какая — то! — ничуть не смущаясь присутствием барышни, искренне высказался Махор. — Основательно залепил. Прямо в личность. Чуть не сделал из меня цыпленка табака! У меня же Магической защиты — ноль. Хорошо хоть Естественная Броня прокачана — дай Бог каждому.
— На — ка, прими микстуру, — Дениза сунула ему под нос желтый флакон с резким пряным запахом.
— Ну, ваше здоровье, — дурашливо сказал Махор и опрокинул внутрь себя содержимое.
Из — за волнения о его здоровье я сначала пропустил, а потом отметил — как — то фамильярно держит с ним себя желтая баронесса. Что — то тут не так.
— Как самочувствие?
— Болезнь отступает, — баркидец подмигнул мне и вдруг ущипнул Денизу за пятую точку.
Та взвизгнула и отскочила на несколько шагов. Я в ужасе зажмурил глаза. Эх, сейчас она ему вмажет! Это тебе не деревенская девчонка с ярмарки. Она же — ба — ро — не — сса! Понимать надо. Когда я набрался смелости и осмотрелся, то чуть не поперхнулся языком. Они стояли и целовались, словно влюбленная парочка! И почему — то мне пришла в голову мысль, что это у них происходит не в первый раз. Оторвавшись от девушки на секунду, Махор помахал мне рукой — иди, дескать, я тут без тебя разберусь.
На следующий день состоялся новый официальный визит, и мне опять пришлось совмещать роль швейцара и охранника. Процесс выпроваживания Ниамы принял бы душераздирающие масштабы, если бы не Дениза, подружка баркидца. Баронесса оказалась вполне свойской девчонкой и утащила демонессу делиться своими женскими секретами. Через несколько минут барышни уже брели по коридору и хитро шушукались. Сзади уныло плелся Махор и бормотал о том, что он — участник турнира вынужден пасти парочку девиц вместо того, чтобы готовиться к следующему бою. Если б на его слова кто — то обращал внимание! Баркидец видел это и хмурился.
А у нас сегодня прибыли гости из отчизны. Вожди сразу двух кланов — Марганонов и Дерохов. Верные сторонники линии Таргона и при этом занимающие в дворцовой иерархии довольно высокое место. Даже во время официальных приветствий в их словах и взглядах чувствовались нотки враждебности, а потом беседа и вовсе свернула крайне неблагожелательное русло.
— Ходят слухи…, — лорд Марганон сконфуженно замолчал, поискал глазами поддержки у сородича, а потом продолжил. — Болтают, что наш будущий король спутался с какой — то развратной девкой из Инферно… Что эта мерзость нашептывает ему всякие пакости против родного мира… Что наследник престола уже и забыл, как текут наши подземные реки и раздается эхо в глубине пещер.
Он замолк. Выжидательные взоры вельмож были холодны, как острия копий в лунную ночь. Лицо Дилморона порозовело, лоб прорезала упрямая складка, а огонь жизни всколыхнулся черными искрами гнева. И лишь усилием воли хозяин сумел удержать себя в руках. Его голос охрип от подавляемой ярости: