Старик фыркнул:
— Кгм. Желание оправдать собственные промашки, кивая на национальные особенности, вас не красит, дорогой Пий Контур.
— Хорошо. Пусть это будет везение. Но все — таки, что там насчет двух наших заявок? Они приняты?
— Разумеется. Люди не должны страдать. Тем более, что вы уже ударили по рукам.
Правитель Желтка помялся, но все — таки задал следующий вопрос:
— Там была еще дополнительная, … по личной просьбе Дилморона. Как вы решили с ней, Джорней?
— А — а–а, я понял про кого ты… Любопытный типаж, ничего не скажешь… И, тем не менее, мой ответ — нет. Вы вообще думаете, о чем просите? Или…, — Иерарх локации Овиум с сомнением пожевал губу. — Давай так: я акцептую заявку с отсрочкой на три цикла. Потом король Подземелья, если его желание щедро вознаградить подчиненного не угаснет, сможет сам, лично привести механизм в действие. Мдя… очередная авантюра. Беду вы творите, ребята!
— Спасибо, Джорней! — лобастую физиономию регента озарила белозубая улыбка. — У этого субъекта, по мнению молодого монарха, великолепные перспективы на людском поприще.
Старая дверь, крашенная белой эмалью, задушено скрипнула и отворилась. В читальный зал библиотеки просунулась мрачная небритая физиономия. Новоприбывший обозрел помещение, удовлетворенно крякнул и шагнул внутрь. Это был крепкий брюнет лет около сорока, с узким лицом и жесткой складкой морщин вокруг безгубого рта. Высокая деревянная плита со стуком впечаталась в косяк и разогнала гулкое эхо по пустынным коридорам.
— Мое почтение, Джорней. Привет, Пиявыч, — с этими словами темноволосый фамильярно хлопнул всемогущего правителя Желтка по плечу.
И он имел полное право так делать. А также пользоваться столь непочтительным прозвищем. Именно он, ярл Браги, был когда — то боевым командиром нелепого новичка, бывшего дворцового архивариуса со смешным именем, и сделал из него человека, перед которым теперь трепетала целая локация. Пий Контур стиснул жилистую ладонь брюнета, а Иерарх сдержанно поприветствовал ярла коротким кивком.
— Я не нарушил ничего романтического? — ехидно вопросил Браги, разваливаясь на шатком стуле. — Если что, могу потусоваться на улице, пока вы закончите.
— Нет — нет, я уже отчаливаю, — Контур протестующе вскинул руки и поднялся со своего места. — К нам не думаешь наведаться, старый медведь? Вспомним былое, развеемся.
— Дома хлопот полон рот, — отмахнулся ярл. — Вырвался только из — за каши, что вы тут заварили. В полночь обратный поезд на Нижний.
— Я приеду на вокзал, проводить, — уже с порога отозвался регент Желтка. — Даже не возражай!
— Ладно, — согласился Браги. — Тогда до встречи, Пиявыч.
Когда шаги Контура затихли в глубине храма знаний, ярл демонстративно обвел взглядом помещение:
— Джорней, что за старческие заскоки? Отчего не кабак или не гостиничный номер?
— Мы и так проводим в кабаках изрядную часть своей жизни, — буркнул Иерарх, выставляя на стол бутылку коньяка с надетыми на нее пластиковыми стаканчиками. — А выпить и здесь можно.
— Нет, это — то понятно, — невозмутимо ответил Браги, извлекая из карманов куртки бутылку виски и пару апельсинов. — Только стремно как — то все же. У меня с детства заложена толика почтения к подобным зданиям.
— У каждого из людей должно быть в крови почтение к матушке — планете. И не толика, как ты выразился, а сто толик. Однако это не мешает человечеству пакостить родной Земле всю историю своего существования.
— Глубоко, — хмыкнул ярл и с хрустом содрал со стеклянного горла обертку. — Значит, надумал свалить в отставку? Отрекаешься от должности?
— Уходят личности, огромные, словно эпохи. Джоддок Израэль, Азмоэл… Теперь моя очередь. Надо освобождать дорогу молодым, решительным.
— А как быть с нелюдями, что почитают тебя божеством?
— Религия всегда служила государственному строю отличным подспорьем в управлении сознанием масс. Дополнительной социальной надстройкой, вкупе со сводом законов, — они сдвинули пластиковые стаканчики, опрокинули в себя содержимое, и ярл с чавканьем вгрызся в апельсин. — Уточняю, я говорю о религии. Не о ВЕРЕ. Именно религия заставляла людей терпеть неравенство, учила смирению, уповая на ту прекрасную жизнь, что будет после. И неважно описание или название. Будь это Эдем, Нирвана, Джаннат, Элизий — суть все равно одна. Терпи и будешь вознагражден. Но сначала почему — то всегда требовалось убивать. На заре становления все религии экспансивны. Им требуются новые души для паствы, поэтому апологеты поднимают неофитов в новые крестовые походы. Затем следует закрепление в массах, начинаются процессы окостеневания. Ничего не меняется. Религии приходят и уходят. ВЕРА остается. Так было, так будет. Пока человечество не исторгнет из себя новое учение, что поставит во главу угла не закрайние перспективы жизни после смерти, а наоборот, изберет высшей ценностью нынешнее земное существование. Тогда все изменится. Может быть.