Валерий Геннадьевич Самохин
Турнир
Пролог
— Ты где взял топор?
— Мне королева эльфов дала.
— Ну, а топор-то откуда?
— Принести шахматы?
— Надоело!
— Тогда, давай переоденемся в бродяг и прошвырнемся по трактирам? Прошлый раз вышло очень даже неплохо.
— Про эту затею уже самый распоследний кабатчик прознал… Не выйдет. Придумай что-нибудь другое.
— Тебе скучно, а не мне. Вот ты и придумывай.
— Но шут у нас ты, а не я.
— А ты император, тебе думать по статусу положено. А я могу только дурака валять.
— Валяй!
— Да где ж его взять-то, дурака этого?
— Империя большая — поищи, авось найдешь. Я же нашел тебя.
Карлик обижено насупился. Поднявшись с ковра, он прокатился на кривых ножках к маленькому столику, ловко подцепил из вазы крупное яблоко и смачно вгрызся в красно-желтый бок.
— Хочешь?
— Бросай…
Спелый плод полетел в сторону кровати. Несколько минут царила тишина, прерывая лишь звучным хрустом.
— Хорошо князьям, они от безделья войну объявляют, — огорчено пожаловался император, приподнимаясь с подушек. — Все никак развлечение.
— Так в чем проблема? Объяви.
— И с кем прикажешь воевать?
Достойный противник на горизонте Араниэля не появлялся уже почти две тысячи лет. Объявить войну Империи, объединившей семь независимых княжеств, мог разве что самоубийца.
— Ты уже десять дней не выходишь из опочивальни. Знать шепчется по углам, что твое скучающее величество тяжело больно. Смотри, доиграешься! Заговор не на пустом месте зреет, сам повод даешь.
— Было бы здорово! — мечтательно вздохнул император. — Все лучше, чем охота на дикого вепря или очередной бал.
— В Алавии смута, — не обращая внимания на высочайшую реплику, задумчиво продолжил шут. — Князь убит, весь его род бунтовщики вырезали под корень.
— Знаю! — пренебрежительно отмахнулся император. — Гвардейский легион выступает сегодня вечером… И передай Казначею — пусть отправит своих Псов из ревизион-коллегии.
Карлик вытащил из вазы мандарин и, обливаясь брызнувшим соком, надкусил вместе с кожурой.
— Смешно… — протяжно зевнул император.
— Сейчас будет еще смешней, — зловеще пообещал шут. — В Алавии видели рыцарей-храмовников Кардинала незадолго до штурма дворца.
— Все-таки заговор? — высочайшая бровь лениво поползла вверх.
Карлик промолчал.
— Орден в одиночку на такое не сподобится, — принялся рассуждать вслух император. — Его преосвященство дружен с Тайным Канцлером… — он радостно оживился. — А что? Очень даже неплохая версия. Но зачем им княжеский престол? Не пойму.
— Вот и я не пойму, — угрюмо поддакнул шут. — Концы с концами не сходятся… Нечисто здесь что-то.
— Отозвать гвардию? — неуверенно вопросил император. — Дать им немного порезвиться? Глядишь, и нам кусочек веселья достанется.
— Завтра Танец Трех Лун, — напомнил вдруг шут.
— Ну и что? — император безразлично пожал плечами. — Он бывает трижды в году.
— И год Белого Единорога.
— Раз в столетие и это случается, — философски отметил император, целясь огрызком в своего верного слугу.
Шут, увернувшись, сварливо пробурчал:
— У тебя мозги от безделья жиром заплыли… — и, наткнувшись на недоуменный взгляд, снисходительно пояснил: — Проход откроется на рассвете в другие миры.
Император глубоко задумался. Целую минуту он беззвучно шевелил губами, считая варианты и отрешенно взирая куда-то вдаль.
— Возмущающий фактор… — пробормотав это себе под нос, он кровожадно ухмыльнулся. — Неплохая идея… — и нетерпеливо махнул рукой карлику: — Быстро зови Хранителя!
Вовка влетел в блудняк. Еще две недели назад все было просто замечательно. Жизнь катилась по накатанной колее неумолимым бульдозером, была интересная работа, новенький загородный дом и перспектива карьерного роста. Все изменилось в один миг.
Впрочем, обо всем по порядку.
Родился он в самой, что ни на есть, пролетарской семье. Папа был ответственным работником МИДа, а мама занимала скромный пост секретаря — референта завотделом финансового аудита Внешторга. В общем, обычные родители, как и у большинства его сверстников.
В шесть лет его поймали с сигаретой в зубах, после чего Вовка был подвергнут воспитательной беседе. Мама, громко охая и держась рукой за сердце, глотала корвалол из хрустального фужера, папа, никогда не доверявший отечественной фармакологии, предпочитал народные способы лечения.