Аллен Лакруа в прошлом был профессиональным загонщиком, однако его спортивных достижений мало кто помнил, несмотря на то, что карьеру мсье закончил не так давно. Впрочем, сохранив истинно спортивную страсть к квиддичу и ледяной нрав человека, который в зарубежных гостях видел исключительно охотников за секретами Шармбатона.
Надо ли говорить, что Альбус Северус Поттер с диагнозом «хронический дрыщ» и Скорпиус Гиперион Малфой, который взял в руки пачку сигарет раньше, чем волшебную палочку, в немилость к тренеру попали моментально? Оценивая спортивную подготовку этих двух молодых людей, следовало бы ввести в систему баллов отметку «Ну такое», которая бы располагалась где-то между «Слабо» и «Отвратительно».
— Стыд и позор, — проскрипел Лакруа. — Мне говорили, что оба ваших отца играли в квиддич и были ловцами.
Ал и Скорпиус переглянулись.
— И что нам теперь, обосраться?
— Малфой!
— Мистер Малфой, вы же аристократ, что за манеры, — ахнул Альбус. — Вы, вероятно, хотели сказать «и что нам теперь, замарать панталоны позорным негодованием?»?
— Так точно, мистер Поттер. Складно пиздите, голубчик.
— Стараюсь, сэр.
— Прекратить! — рявкнул мсье Лакруа, и друзья умолкли. — Я доложу вашему гувернеру.
— Прошу прощения, мсье, — произнес Альбус. — Но в чем наша вина, если мы не спортсмены? А если у мистера Малфоя сейчас от пробежки сердце встанет?
— А у мистера Поттера колени треснут?
— Запустить себя так — исключительно ваша вина, и Хогвартса, раз уж ваша школа не заботится о физическом воспитании учеников.
Мимо них пробежали шармбатонцы-старшекурсники.
— Мы, пожалуй, пойдем в раздевалку, — улыбнулся Скорпиус, когда Лакруа хотел было добавить им еще и тренировки на метлах. — Не рациональнее ли тратить время на более способных учеников?
— Ага, вон там трансвестит бегает, как горный козел.
— Это мадемуазель Илич! — рявкнул Лакруа. Удивительно, но быстроногая мощная Рада почему-то пользовалась у тренера уважением.
Альбус закатил глаза.
— А мне выдадут метлу и биту? — поинтересовался вдруг Скорпиус.
— Да идите уже оба в раздевалку!
— Давно бы так, — прошептал Альбус и, застегнув куртку до горла, махнул рукой шармбатонцам. — Деспасито, пацаны.
— Что-о-о? Почему «деспасито»? — залился смехом Скорпиус, когда они уже шли в раздевалку.
— Это же «идите нахуй» по-французски. Нет?
— Нет, это «медленно» по-испански.
— Да?
Скорпиус захохотал в голосину, перепугав первокурсников.
— Пошли уже, Деспасито, пока в душевую все эти спортсмены не набились.
Душевые располагались за трибунами и представляли собой совершенно непримечательное помещение с дюжиной кабинок, отделанных голубой мозаикой, широкой лавкой и полками. Единственным источником воздуха помимо массивных дверей было одно-единственное окошко в крыше, наглухо закрытое, а потому казалось, что запах хвойного мыла не выветрится никогда.
Скорпиус как раз развалился на лавке, вдыхая этот хвойный аромат и хрипло дыша, глядя в окно на потолке. Ал направился было к полке, чтоб забрать теплую одежду, но, имея врожденную грацию гуся, поскользнулся на влажном мозаичном полу и, едва не рухнув, чудом схватился за колонну.
— Учишься балету, Поттер? — лениво протянул Малфой.
Альбус фыркнул.
— Как прозвучало? Могу претендовать теперь на Малфой-мэнор?
— Выше всяких похвал, Скорпиус.
Скорпиус усмехнулся и снова уставился в окно, засмотревшись на то, как лениво плывут по серому небу редкие облака.
Почувствовав снова необъяснимую волну тепла, которая нахлынула после коротких переговоров с другом, только им понятных каких-то глупостей, Альбус присел на лавку рядом.
Что-то в шутливом тоне Скорпиуса напомнило ленивый тягучий тон его отца. Всякий раз, когда этот тон звучал, даже в шутку, Альбус вспоминал, что его лучший друг — сын человека неприятного, самодовольного, человека, с которым на платформе девять и три четверти то и дело Гарри Поттер обменивался неловкими взглядами.
Ал не особо часто слышал голос Драко Малфоя, но хорошо помнил нотки и интонации. Да и вообще старшего Малфоя хорошо помнил, но глядя на Скорпиуса, особенно вот так, вблизи, удивлялся, как можно одновременно быть похожим, но в то же время и нет, на кого-то.
— Слушай, а ты не думал…
— Думал однажды, мне не понравилось, — отозвался тут же Скорпиус.
— Не сомневаюсь, — сухо сказал Альбус. — Не думал о том, почему мы дружим?
Скорпиус от внезапности вопроса аж сел на лавке.
— Вот оно, откуда началось. Это родственное, значит, а то Доминик тоже ни с того ни с сего может заговорить о высоких материях, хоть секунду назад мы и обсуждали крендельки.
Ал отмахнулся от мыслей о кузине и крендельках.
— Просто подумай. Что у нас общего? Да и мы многое не знаем друг о друге. Если я сейчас спрошу тебя, кто мой любимый поэт, ты…
— И на что этот был тонкий намек? — ледяным тоном проскрипел Скорпиус. — Это ты сейчас подводишь меня к той мысли, что я эгоист, который не умеет дружить и пользует твои светлые чувства?
— Скорпиус…
— Точно-точно, ты просто искал подходящий момент, чтоб сказать это, и такой себе ты подобрал момент, Поттер.
— Да ты…
— Давай сделаем так, как ты хочешь, перестанем общаться и делить комнату, уж дотерпи меня до выпускного, а там наши пути и так разойдутся, — шипел Скорпиус драматично вздыхая. — Будем неловко прятать друг от друга взгляды в министерстве, куда поступим на службу, а годы спустя, когда мой сын и твоя дочь по всем традициям Монтекки и Капулетти полюбят друг друга, мы не придем на свадьбу наших детей, потому что поставим собственные обиды важнее их счастья. Твою дочь поведет к алтарю сосед. Ты плохой отец, Альбус Северус Поттер.
Чувствуя, как взрывается мозг, Альбус скривился.
— Да что ты, мать твою, несешь?
Скорпиус осекся и моргнул.
— А ты… не это хотел сказать, нет? — И, поймав взгляд друга, смутился.
— Да ну тебя, — отмахнулся Альбус, и подхватив полотенце, зашагал в душевую кабину. — Забей, все равно, дурень, не понимаешь, о чем я.
— Ох уж мне эти ваши внезапные разговоры о чувствах.
Повесив полотенце и одежду на крючок у кабинки, Ал только закрыл было дверцу и прикоснулся к холодному бронзовому крану, как Скорпиус, снова улегшись на лавку, протянул:
— Уильям Вордсворт.
— Чего? — выглянув из кабинки, нахмурился Альбус, протянув другу свои очки.
— Твой любимый поэт — Уильям Вордсворт, — покрутив очки за дужку, пояснил Скорпиус. — Так что не пизди там, мой чувствительный друг.
И, когда в кабинке зашумела вода, добавил злобно:
— Подумал он, видите ли! Внезапный. Думать это тупо, так и уясни для себя.
Казалось, только зашумела вода, как у дверей послышались голоса и веселый шум, непозволительно бодрый для семи утра. Криво улыбнувшись шармбатонцам-семикурсникам, которых отпустили с тренировки из-за того, что тяжелые тучи вот-вот грозились прорваться дождем, Скорпиус внимательно проводил взглядом смуглого кудрявого участника Турнира, который, украдкой поймав его взгляд, тут же отвернулся.
— А чемпион-то французский, так сказать, этсамый, — приблизившись к Алу, шепнул Скорпиус, нарочито медленно и тщательно складывая махровое полотенце.
Глядя, как Скорпиус многозначительно приподнял брови, Альбус нахмурился.
— А?
— Высунь голову из ведра своих тонких чувств. Я говорю, что у парня, не помню его имени, голубая не только школьная мантия.
Альбус скривился, выискав взглядом Стефана Карреля. Тот как раз вышел из душевой кабинки.
— С чего ты взял?
— Он голым ходит, Шерлок.
— Мы в раздевалке, Ватсон. Я тоже, пардон, голый хожу.
Скорпиус скосил взгляд.
— Ну так прикрой Тайную комнату, василиска застудишь. Но я не об этом. — И снова вкрадчиво зашептал. — Парень-то, гомик, оказывается.
— Ты это как понял? По надбровным дугам?
Скорпиус усмехнулся.
— Слышал о радаре? Особом радаре?
Альбус моргнул, натягивая свитер. И снова косо глянул на француза через плечо Скорпиуса.