— В полдень принцесса Александра должна сорвать с веток Золотого Ясеня все тринадцать колец, — и подпись папы-короля: «Бенедикт сто седьмой».
— Я что служанка им?! Или чёрная рабыня на плантациях?! — пробубнила я, сгребая одежду из рук камеристки.
— Ваше высочество, в легенде о «Тринадцати женихах» сказано, что кольца никому, кроме принцессы в руки не дадутся, — раскладывая оставшуюся у неё в руках часть одежды на кровати, проговорила камеристка.
— Слишком умная, да?! — рявкнула я.
Камеристку Анну я не любила, не то, чтобы она была красивее меня, но всегда улыбающаяся светловолосая девушка выводила меня из душевного равновесия за пять секунд. Невозможно быть всегда в хорошем настроении! А она была…
— Я помогу вам, ваше высочество, времени до начала церемонии немного, — не заметив моей бестактности, сказала Анна.
— Ступайте. Я не нуждаюсь ни в чьей, особенно в вашей, помощи, — надулась я.
И услышала, повернувшись к камеристке спиной, как за ней тихонько закрылась дверь.
Костюм был из множества неожиданных вещиц: из чёрного корсажа, мужских тёмных брюк, складчатой бархатной юбки до колена, сапожек, блестящего, как новенький золотой, женского панциря, правого налокотника, левого наколенника, рыцарских перчаток из золота и великолепного ожерелья, из розовых жемчужин, скреплённых золотыми бантиками.
Надеть корсет самой не получилось, я отбросила нелюбимый предмет на дальнюю полку шкафа. Кое-как напялила корсаж, брючки сидели отлично. Пожалуй, мне не нужна диета! Части доспеха, подчеркнули мою красивую грудь, изящные руки и стройные ноги, перчатки я взяла с собой.
Когда я вышла из своей спальни, на всех часах дворца било двенадцать раз. Наступил полдень. Пятого седеня три тысячи восемнадцатого года от сотворения Семимирья.
Я не ожидала, что в тронном зале будет такая толпа. Церемония привлекла не только министров, половину парламента, но и очкастых взлохмаченных новостников с перьями за ухом, у одних за правым, у других за левым, и только один низенький рыжий парнишка держал чёрное перо прямо в крепких жёлтых зубах.
— Приветствую вас, господа! — выкрикнула я, заученно улыбнувшись.
— Ваше высочество, прошу вас подойти к ясеню, ваша задача проста: вы собираете кольца, вызревшие к сегодняшнему полудню, — протянул мне свёрнутую крендельком руку тот самый черноглазый гном из парламента, любитель жевать собственную бороду, мастер Юджин Севрсс.
Я покупала у него восхитительные браслеты, за его искусство я была готова простить ему грубость и отсутствие хороших манер.
Я положила ладошку на его локоть, пришлось изогнуться, гном доходил мне макушкой до плеча, и прошествовала с самым уверенным, умным и лучезарным видом к ясеню.
На его ветках, и не только на самых нижних, но и на самых верхних, были бутоны, с лепестками, которые казались сделанными из матового розоватого стекла. Я коснулась мизинцем одного бутона, лепестки медленно разошлись, и все ахнули, увидев прозрачные овальные часы. Механизм из колёсиков, зубчатых колечек и каких-то ещё неизвестных штучек бойко щебетал и чирикал.
— И где кольцо? — повернулась я к гному.
— Э-э-э… — только и смог ответить гном, прикусывая по дурной неисправимой привычке кончик бороды.
— Здесь, полагаю, — воспользовался скипетром вместо указки мой августейший родитель.
И мы увидели в центре шуршащего механизма кольцо с листком ясеня, усыпанное мелкими и крупными бриллиантами.
— И шак его ошшуда доштать? — растерялся гном.
Мне-то привычно было делать вид, что мне известно всё, что я готова ко всему, а ему впервой такую незадачу решать, бедолаге.
— Сейчас отправим за придворным часовщиком, он подскажет, — легко нашёлся король.
Рыжеволосый парнишка возник около дерева так быстро, будто подглядывал церемонию за дверью тронного зала.
Он сунул свой длинный нос к самому футляру часов, и через несколько секунд, дверца распахнулась.
Юноша потянулся ладошкой к кольцу, лицо у него было загадочное, словно у человека, зачарованного феями, глаза полузакрыты, губы растянуты странной улыбкой умиления. Но что-то блеснуло, щёлкнуло, заискрило, и парень отлетел к ногам короля. Рыжие волосы парнишки торчали вверх, как щётки королевских служанок. На пальцах вспухли белые волдыри, словно от ожогов.
— Прошу вас, Ваше Величество, — пихнул меня к часам гном.
— Нет, — шарахнулась я от стрекочущего как ни в чём ни бывало механизма.
— Пап, я жить хочу! — уткнулась я носом в бархатный жилет короля.