— Замечательно, — обняла я его.
— И не беда, если заплатим половиной королевства, — продолжал всё в том же ритме старинной колыбельной папа.
— А тебе жаль полкоролевства? А я? Я пропадать должна из-за вашего идиотского «Турнира…»? — я представила мою тайную любовь — Викториана Дэнса — второго магического советника короля в объятиях жены и заплакала от досады и огорчения по-настоящему.
— Такой вечер, полетели? — шепнул отец, знал, чем утешить меня мгновенно.
— Отвернись, — буркнула я.
Отец хмыкнул, заметив, что купал меня в серебряной ванне собственноручно.
Я не стала ехидно напоминать, что это было, когда мне исполнился год, а открыла нараспашку окно.
Снежинки закружились по комнате, казалось, именно они унесли нас в небо. Звёзды прокалывали серебром лучей тучи, синий снег летел вкось, ветер трепал перья. Я чувствовала себя счастливой.
Пусть, Вик достался этой уродине, значит, он не был меня достоин. Ведь я всё равно лучше его жены!
— Как чудесно летать под звёздами в вихре ледяных снежинок! — закричала я отцу.
Он кивнул. Мой папа всегда был молчаливым, а уж в небе и двух слов не говорил.
Я смотрела на его ярко-синие перья. Белая луна, медленно выплывшая из туч, освещала моего отца так хорошо, что все оттенки от бледного фиалкового на хохолке до глубокого цвета ирисов на крыльях были отлично видны.
Я стала разочарованием семьи, превратившись в золотую жар-птицу в первом же обращении. Золотая птица прекрасна, но это не синяя птица — символ удачи. Именно потому, что нашей династии сопутствовала удача, мой прапрапрадед получил трон Первого королевства.
И тут я. Не синее счастье, а недоразумение! Пусть и золотое!
Мы вернулись умиротворёнными и довольными друг другом. Отец умел обращаться в одежде, я закуталась в его старенький плащ.
И тут… Сказать хотел, папа внимательно посмотрел мне в глаза:
— Распорядителем «Турнира…» будет Викториан Дэнс.
Папа успел захлопнуть дверь, вазочка, которую я бросила в него, разбилась о деревянные створки в хрустальную пыль.
— Это надо такое придумать! — вопила я. — Я буду сталкиваться с этим советником чаще, чем со своей отвратительной камеристкой!
— Что ты орёшь? — только одному человеку я позволяла так себя вести со мной.
Точнее она не была человеком — Офелия, призрак из моих личных покоев. Сейчас она водила прозрачной ладонью над сверкающей хрустальной пылью. А на полу появилась изморозь.
Призраки несут с собой холод и тьму.
Скоро вазочка матово блестела заиндевелыми выпуклыми боками.
— Офелия, не надо, а то я её ещё раз разобью, — тихо сказала я.
Горло ныло из-за воплей. Совесть болела из-за того, что я посмела так вести себя с папой.
Но Офелия махнула в сторону вазочки, и та послушно взлетела на стол.
— Говорят, три кольца уже нашли своих хозяев, — меланхолично проговорила Офелия.
— И когда мы их увидим? — я надела ночную рубашку и легла в постель.
Зубы стучали от холода даже под пуховым одеялом.
— Думаю, завтра прибудут. Один из Третьего королевства, двое из столицы, — Офелия зевнула.
— Тебе что… — вздохнула я, — ты уже умерла и давно. А у меня вся жизнь впереди. И какая это будет жизнь, если мне в мужья достанется чернорабочий?!
— Ах! Что ты? — Офелия присела на край моей кровати, это было неприятно, но я позволяла ей многое, — не будет там чернорабочих. Пока все трое — дворяне.
— Как это? — удивилась я, выстукивая зубами весёленькую дробь.
Бельё на кровати покрылось густым слоем инея.
— Так, сама посмотришь, — подмигнула Офелия, это подмигивание было равно самому весёлому смеху человека. — Давай-ка я тебе почитаю легенды.
Офелия поманила огромную книгу пальцами. Страницы перелистывались по щелчку. Под историю о великом рыцаре Оланде и его волшебном роге, оправленном в золото, я заснула. Но сны мои были неприятными. Я то падала куда-то в темноту, то карабкалась по отвесной скале, то скакала на коне по густой грязи, думая об одном: «Не запачкать бы амазонку!»
Проснулась я с болью в теле и печалью в душе. Пока Финист не пришёл, побегу к папе. Наши покои были соединены узким ходом. Накинув на ночную рубашку тёплую шаль, я вошла в потайную дверь.
Несколько торопливых шагов, и я в спальне короля.
— Пап, прости меня, — я скользнула в кресло отца, он листал с утра какие-то документы, присев на краешек, — я нехорошо поступила, знаю. Вазочка и всё такое… — я помахала рукой, не находя слов.