— Я хочу взглянуть на этих людей! И решить — достойны ли сами они звания добрых англичан, справедливы ли они… называя ловких и смелых — подлыми предателями, честных и достойных — мошенниками. Кто сами эти люди, что подняли свой голос на празднике против героев — защитников славных англичан. Уж не против ли этого достойного юноши, совершившего три дня назад подвиг и переломившего ход страшной ночной битвы с разбойниками, направлен неправедный гнев тех, чей недостойный голос мы слышим на празднике в честь молодого героя — примера для всех добрых граждан нашего замка.
— Встаньте рядом со мной те, кто бился в ту ночь! Ко мне стража! Кто расскажет о подвиге юноши-англичанине, иудейского вероисповедания???
— Я расскажу о том, милорд! — услышал я голос знакомого сержанта, —
— Мы были застигнуты опытным врагом ночью, врасплох. Сражение началось для нас неудачно. Возглавил его «Черный лесник» — вооруженный с головы до ног предводитель разбойников, превосходивших нас числом впятеро. Доблестный англичанин, юноша-иудей, который только — только избежал нечаянной смерти от лихого ножа, нашел в себе самообладание и мастерство лучшего из лучников и подстрелил разбойника, поразил его, как Ахиллеса — в единственное уязвимое место — перекрестие на забрале бацинета… Выстрел тот он сделал в свете ночного костра с расстояния в 200 ярдов или более… Юноша по праву участвует в состязании — он лучший средь нас и легко докажет это…
— А я узнала зачинщиков смуты — услышал я голос любимой, измененный праведным гневом, но родной и близкий все равно…
— Я билась за жизнь наших защитников вместе со всеми, стреляла из лука в нападавших и помню их лица, ни одного из этих разбойников мне не забыть — ведь я мать, и защищала и своего сына от них… Я клянусь вам в том, добрые англичане. Клянусь и в том, что трое ускользнули из под моего обстрела в воде, нырнув на глубину. Но я видела их лица… И узнала сейчас их в толпе, когда злодеи начали эту смуту. Поверьте, горожане, что истинная причина этой ненависти — желание убрать тех, кто может их опознать… Видимо хотят безопасно сменить на время способы своего промысла, или нашли себя среди городских мошенников и воров. Вот — вот и вот знакомые лица лесных людей, напавших на нас в ту ночь и погубивши многих воинов. Хватайте престу…! —
Она не успела договорить! Я сорвал шаперон, и увидел, — с облегчением,— как ловко прикрыл доблестный сержант её щитом от подлого ножа, метнувшегося молнией из толпы… Стражники уже скручивали горлопанов, на которых указала моя смелая воительница Инесса! Она оперлась на щит сержанта и пыталась вытащить застрявший нож, но бросок был по-настоящему опасен и силен — только сержант, не без труда, вырвал метательный нож из своей павезы…
Маршал заботливо накинул шаперон на меня снова…
— Не тревожься, цела твоя супруга, герой… Закрой лицо, а то сниму с турнира за нарушение правил… Пред ними — все равны, в том числе и твой молодец, сын доблестной лучницы-красавицы…, — Маршал был растроган и потому говорлив более обычного.
Я был в том же состоянии. Почтение к своему командиру и кумиру — сэру Блэквуду увлажнило мои глаза слезами, хорошо было прикрыть все это… копюшоном.
Да, гордость за правителя столь ясным способом следовавшего безошибочно дорогой чести и справедливости еще раз дало повод вспомнить наши совместные подвиги при побеге, его личную храбрость и волю… Я распрямил плечи и звонко воскликнул первым:
— Слава сэру Блэквуду — справедливому и великодушному правителю «Речного замка»!
Мой призыв с энтузиазмом подхватили в едином порыве все вокруг, от громового баса Маршала заложило уши, турнирное поле и трибуны потрясло единодушное: «Слава!!!»
Народ успокоился и многие женщины только тараторили своим мужьям:
— Вот дуболом-то, чем тебе наш еврей-молочник-то, не угодил? Ты ж его масло лучшим в городе всегда считаешь???
— Да ладно, мать, не кричи — ну сбили с толку, начал-то первым не я, а как все вокруг подхватили — тут уж и не разберешься, кто и прав-то!