- Ну, поведай, как дело святое выполнила, доченька. Все ли сделано?
Помимо воли Клава подняла голову и встретилась с ласковыми и в то же время настороженными глазами Иннокентия. Голос у него был блаженный, мягкий, вроде бы с оттенком страха.
Это было так несвойственно всегда уверенному в себе, жестокому, хитрому пресвитеру, что мать недоуменно взглянула на дочь. Клаву же вдруг охватило чувство мстительной радости.
- От моего рассказа вам веселее не станет,- твердо ответила она.- Там была засада… Чуть не поймали меня.
Пресвитер смешно подпрыгнул на стуле, выставил перед собою руки:
- Чего мелешь? Какая засада?
Кажется, полжизни отдала бы девушка, только бы продлить эту сцену, низвергавшую Иннокентия с высоты его могущества. Не столько для себя, сколько для матери хотелось унизить его, растоптать.
- Обыкновенная. Вам лучше знать, какие они бывают,- ответила Клава с вызовом.
В другое время за подобную дерзость крепко досталось бы от матери. Да и пресвитер отвесил бы от щедрот своих.
- Что-то плутуешь,- прохрипел Иннокентий, сдерживая в себе бушевавшую злость.- Не балуй, дочка, не балуй. Дело серьезное. Не ко времени развеселилась. Гляди, барышня, плакать не пришлось бы!
Клава еще больше осмелела, подошла ближе, остановилась между матерью и пресвитером. А тот, вытянув шею, приготовился слушать. С трудом ему давалось спокойствие. На лбу вздулась широкая вена. Чуть пониже, на виске, быстро-быстро пульсировала синяя жилка.
«А все-таки боишься,- радовалась про себя Клава.- И «господи помилуй» не помогает».
- Ну, говори же,- торопил Иннокентий.
- Чего сердитесь? Я не виновата. Не нужно было посылать. Сами бы пошли.
- Не о том спрашиваю. Про засаду расскажи. Кого видела, кто был там? Узнала ли кого? Тебя ли узнали? - скороговоркой выпалил Иннокентий.
- Не представлялись,- отрезала Клава.- И я с ними не знакомилась… Только зашла в калитку, а там сразу шум поднялся, стали ловить меня, но я убежала. Вот и все. Или еще…
Пресвитера разом взорвало. Он дико замахал кулаками перед самым Клавиным носом:
- Дрянь! Потаскуха! Хвост привела к самому дому? Отвечай, привела?
- Мне откуда знать? Вы в таких делах опытнее.
- Молчать!
Клава едва успела увернуться от огромного кулака. Иннокентий рванулся к сундуку, зацепился по дороге за табуретку, отшвырнул ее в сторону. Табуретка ударилась о шкафчик с посудой. Со звоном на пол
полетела кастрюля. Мать в испуге отшатнулась, и тут же цепкие руки столкнули ее с сундука.
- Не путайся под ногами, давай ключ! - С лихорадочной поспешностью пресвитер отпер сундук, погрузил в него руки и стал рассовывать по карманам пачки денег, то и дело бросая на Клаву подозрительные взгляды, будто та готовила ему новую неприятность.
Потом он захлопнул крышку, надел картуз, кивком головы подозвал к себе мать и отступил с нею в сторону. Он что-то шептал ей на ухо, кося взглядом на дверь. Мать покорно и молча кивала в ответ головой. Клава расслышала только обрывок фразы: «…пусть к старику приходит…»
И когда он ушел, Клава впервые за всю суматошную ночь свободно вздохнула. Взглянула на мать, та тоже вроде бы посветлела лицом и, кажется, чуточку улыбнулась уголком рта.
- Поешь, Кланя,- ласково предложила мама.
- Что-то не хочется. Совсем отбил аппетит твой праведник.
Мать в испуге замахала руками:
- Опомнись, доченька! Разве такое дозволено?
А Клава еще пуще развеселилась, запрыгала, точно маленькая:
- Дозволено, дозволено.- И звонко рассмеялась.
VII
Шариков ожидал неприятного разговора с начальником. Скептически оценивая свои действия при задержании Голодко, он убеждал себя, что поступил как неопытный, ничего не смыслящий новичок. «А за плечами как-никак пятнадцать лет службы на границе,- думал он, досадуя на себя.- Следовало предвидеть возможные осложнения. Одно дело - бумага, на которой изложен план действий, пусть даже самый подробный, другое - действительность… Вот и опростоволосился ты, парень. Поторопился, не выяснил до конца всех деталей. Разве не знал, что такие, как Голодко, никогда не действуют в одиночку. Он ведь не увлекающийся нумизмат, а контрабандист! Хитрый, алчный, изворотливый. А ты бил растопыренными пальцами…»
И еще вспомнил старший лейтенант дельный совет старшины: не торопиться с арестом Голодко. Зря не прислушался. Кубладзе - очень опытный пограничник. Он оказался прав…