Майор реагировал иначе, даже бровью не повел.
- Ай, ай,- тряхнул головой Дудин.- Думал я, вы умнее, Макар Пантелеевич.- И вдруг, приподнявшись над столом, спросил в упор: -Сколько?
- Что «сколько»?-прикинулся Голодко ничего не понимающим.
- За сколько, говорю, договориться хотите со мной?
Голодко нервозно отодвинулся вместе со стулом, криво улыбнулся:
- Так пошутил я, гражданин начальник, а вы всурьез приняли. То ж шутка. Я и сам понимаю, что влип.- Приподнятые кверху уголки губ его опустились, и сразу же слетела наигранная бодрость.- Спрашивайте, гражданин начальник. Будем кончать, раз такое дело. Отгулялся я, значится.
Конечно, такой быстрый переход от упрямства к раскаянию, от прозрачных намеков на взятку к смирению не могли обмануть ни Дудина, ни Шарикова.
- Спросим,- многообещающе ответил майор. - Обо всем и за все… Впрочем, пока меня интересует только один вопрос: кому вы сбывали золото? Только честно, иначе разговора у нас не получится.
Шарикову почудилось, что в глазах контрабандиста промелькнул испуг.
- Я, значится, золотом особо не промышлял,- медленно заговорил Голодко, не поднимая глаз.- Барахлишко кое-какое, это верно - брал. Товар ходкий. Моя баба его на толкучке сбывала… Признаюсь, раз десять, а то и больше покупал. Ну и насчет золота - тоже. У каких-то туристов брал. Только, гражданин начальник, я их никого не знаю. Деньги отдал, монеты забрал, а там и знакомству конец…
- Как по-писаному,- не сдержался Шариков.- Вас же не о том спрашивают. Не про барахлишко, как вы говорите. О золоте идет разговор.
- О золоте и говорю,- сверкнул Голодко глазами.- Разве не о нем… Честно признался, покупал. Что ж вы, начальник, не слышали разве? - И опять недобрый огонек зажегся в его глазах.- Стало быть, на казенный харч переведете? На паечек нежирный. Ешь, мол, пей, Макар Пантелеевич, казна богатая… Что ж, оно, может, и лучше, нежели…- Он умолк, не договорив до конца.
Дудин, внимательно слушавший диалог между помощником и задержанным, подошел к Голодко:
- Решили поиграть еще? Но ведь терпеливый я.
И он тоже.- Майор кивнул головой в сторону старшего лейтенанта.- А не лучше ли бросить ловчить?
- Так мне, начальник, торопиться тоже некуда,- с вызовом ответил Голодко.- Меня изловили, обо мне речь. А то: «где покупал?», «кому продавал?». Все одно пропадать… Не упомню всех покупателей. По мелочишке брали. На зубы, на колечко. Оно, золотишко, завсегда пригодится. Особо, кто толк в нем понимает.
Офицеры не удивлялись упрямству этого озлобленного сейчас человека. Первый испуг прошел, и теперь Голодко долго будет плести небылицы, играть, переигрывать, просить и грубить и снова взывать к жалости… Такое не ново. Но у обоих почти одновременно мелькнула мысль: Голодко боится назвать скупщика. Именно боится.
Шариков полагал, что майор тут же станет настойчиво добиваться ответа, обязательно постарается выяснить фамилию скупщика, с которым связан задержанный, но ошибся. Решение майора крайне удивило старшего лейтенанта.
- Закончим на этом,- сказал Дудин, обратись к обоим.- Славно поговорили, Макар Пантелеевич. Отлично.
- Куда уж лучше,- буркнул Голодко.- По-свойски, значится.- И уже в дверях, провожаемый Шариковым, он обернулся, ссутулив плечи: - Значится, на казенный харч?
Майор ему не ответил.
VIII
Над городом уже занималась заря, когда Иннокентий наконец решился уйти от Глухаревой. Озираясь, он вышел во двор, стал в тени раскидистой груши, осмотрелся. День обещал быть погожим. Легкие облака, подсвеченные восходящим солнцем, высоко парили в бледно-синем небе. Голосили петухи на слободке. И вокруг - никого…
Постояв, Иннокентий успокоился и направился в город. Ровно на девять была назначена встреча с Виктором в железнодорожной столовой, недалеко от вокзала, где обедают рабочие депо.
До встречи времени оставалось много, и Иннокентий решил пройтись по бульвару, в эту пору довольно безлюдному. Дворники подметали аллеи, приводили в порядок цветы на клумбах.
Иннокентий брел, погруженный в свои думы. Размышлял о том, что игра в «святые» становится опасной, хотя и служит хорошим прикрытием другим, не менее опасным, но прибыльным делам. В каком еще облике, как не в роли пресвитера баптистской общины, обретал он такое спокойствие.
А власть, какой он пользовался среди «сестер» и «братьев»! Взять хоть бы ту же Надежду Глухареву,- все сделает! Велел - и Клава обходит кино и клуб десятой дорогой. Приказал - и мать запретила Клаве посещать школу.