- Вот вы какой, дядя Саша! - Мальчик лукаво взглянул на майора.- Вы тоже меня проверяете? Думаете, не понял?
У Дудина не оставалось сомнений. И все же, еще раз проверяя парнишку, спросил как можно спокойнее:
- Узнал?
- Кого? - почти прошептал Гена.
- «Артиста» своего.
- А чего его узнавать? - повел Гена плечами.- Маленький я, что ли? С первого раза узнал.- И, не скрывая своей радости, воскликнул: - Нашли, значит?.. Теперь мы ему все монеты отдадим, а то подумает, что я вор какой-нибудь. Отдадим, дядя Саша, верно? Вы скажите ему, что я здесь, в лагере. Я ему все объясню.
Не подумав над словами Гены, Дудин закивал головой :
- Ладно, скажу.
И только спрятав фотографии в карман, поймал себя на мысли: «А вдруг Каленник действительно нагрянет сюда?! Мальчишка весьма важный свидетель против него… Всякое может случиться…» Хотелось тут же рассказать Геннадию всю правду, предостеречь его. Но подавил в себе это желание и строго наказал:
- Один из лагеря никуда не отлучайся, ни в коем случае. Даешь слово?
- Честное пионерское! - И не сдержал любопытства : - Почему, дядя Саша?
- Так нужно. Я тебе потом все объясню. Волков, конечно, нет, ты и сам понимаешь. Но нужно, дорогой, очень нужно! Ты ведь пограничником хочешь стать. Хочешь?
- Спрашиваете!
- Ну, коли так, то не задавай лишних вопросов. И слово свое сдержи.
Проводив Гену до ворот, майор заглянул к начальнику лагеря, переговорил с ним и успокоенный возвратился к себе.
XIV
Собиралась гроза. Сквозь кроны деревьев проглядывали низко нависшие темные тучи. В лесу было сыро и душно. Пахло смолой, богульником, давнишней прелью. Непрестанно звенели комары. Мириады насекомых лезли в нос, в уши, слепили глаза.
Виктор без конца шлепал себя ладонью по лицу и затылку.
- Проклятые твари! - шипел Виктор. Он заметно трусил, и волнение его передавалось Николаю, лежавшему рядом.
- Да скоро он придет? - нетерпеливо спросил Николай.- Два часа ждем.- Сейчас он особенно жалел, что поддался минутной слабости, ничем не оправданному чувству товарищества.
- А черт его знает! - огрызнулся Виктор.- Что я, поп, что ли… Иннокентий небось сидит дома и псалмы распевает. На чужом горбу в рай хочет въехать. Боком, боком. Думает, дурака нашел. Ну, нет… Точка. Последний раз на него работаю. Хватит, пусть сам руки тычет в огонь. Мне свои пригодятся.
Слушая друга, Николай задумался над своей неприглядной ролью в этой истории, в которую он случайно оказался втянутым. На душе стало тошно.
- Довольно тебе! - резко бросил Николай.- Без этого хватает.
Виктор покорно умолк, но ненадолго. Взглянул на циферблат своих часов с черной сердцевиной, обрамленной золотыми цифрами. Часы были заграничные.
- Это вещь! - произнес Виктор многозначительно и, оттянув, щелкнул пружиной золотой браслетки.- Тебе и не снилось, сколько их через мои руки прошло,- добавил он хвастливо.- Хочешь, организую?
- Свои есть,- буркнул Николай.- Отцовский подарок ко дню рождения.
Виктор оживился:
- Покажи, покажи.- И, взглянув на часы, процедил пренебрежительно: - «Старт». Эскимо на палочке. Им двух камней не хватает - одного снизу, другого сверху… Ты прямо скажи, хочешь такие, как у меня?
Соблазн получить вместо «Старта» красивые часы был велик:
- Как организуешь?
- За денежки, конечно.
- Сколько за свои отдал?
- Полтора куска,- ответил Виктор, подумав.
- Не понимаю…
- Ну, полторы сотни, не понимаешь, что ли?
- Полторы сотни? Что я, миллионер!
Виктор в свою очередь удивился:
- Много? Вот чудак, я за свою цену отдаю, а он еще брыкается. Столько получил, а трясешься над копейкой.
Николай пристально заглянул в прищуренные глаза Виктора:
- У кого я получил? Уж не Иннокентий ли твой дал? - О деньгах, которые сунул ему Иннокентий, а потом незаметно отобрал, он и не помнил.
Виктор наигранно рассмеялся, приподнялся на локтях:
- Даром на него ишачишь?
- А тебе он зарплату платит? - парировал Николай.
- Бог мой, какой ты глупец!
Николай обиженно замолчал. В лесу воцарилась тишина, птицы умолкли, исчезли комары. Полоснула молния, раскатисто ударил гром, и зашумел, загудел в листве грозовой ливень.
Виктор набросил на себя пиджак, съежился. Николай подставил дождю разгоряченное лицо. Лес тяжко стонал, но недолго. Опять острая, как меч, молния расколола свинцовую толщу, над самой головой громыхнуло раз, другой, и вскоре гроза стала отдаляться. В воздухе сразу стало свежее, чище.
- Хорошо! - восторженно воскликнул Николай, вздохнул глубоко и жадно.