Влажная вишенка солнца соблазнительно погружалась во взбитые сливки облаков. Разговор с Остином, как это бывало обычно, перемешал мои мысли в восхитительный коктейль. Бредя по улице, я, чувствуя себя состоятельным гурманом, неспеша смаковал замысловатую смесь вечерних пейзажей и неожиданных рассуждений.
Я так увлекся этим действием, что не сразу заметил, что посреди пустынного тротуара, широко расставив ноги и заложив руки за спину, стоял человек. Незнакомый. Совсем юный. Низкое солнце заставляло его волосы светиться огненным нимбом и в то же время бросало его тень к моим ногам. Я остановился за шаг от кромки тени. Человек язвительно и жестко смотрел в глаза.
— Чем обязан? И с кем имею честь?
— Алларих, — ровно произнес незнакомец, — хотя имя мое тебе недолго будет нужно.
— Очень приятно, — усмехнулся я. — А меня…
— Твое имя мне вообще не понадобится, — отрезал Алларих.
Незнакомец замолчал, не пропуская меня вперед и в то же время не совершая никаких движений. Нелепость ситуации начала злить.
— Ну и? — поторопил я.
— Ты много видел и слышал в последнее время. Я хочу сказать и показать тебе еще кое-что. Обернись.
Я оглянулся. По длинному, почти что бесконечному тротуару ко мне, взявшись за руки, шли две девушки. Даже на столь большом расстоянии я узнал обеих. Одну — потому что она вновь светилась изнутри призрачным светом, хотя на этот раз, скорее всего, так выглядел внешний свет вечернего солнца. А другую — потому что не мог не узнать. Неторопливые и неслышные шаги приближали их ко мне, и сердце мое трепетало, а я всё пытался понять по ком. Кати улыбалась мне, недоступная, ненастоящая, придуманная, но в тоже время во плоти, реальная как никогда, в таком же воздушном платьице, как у Веды тогда, во тьме, и в таком же, как у Веды сейчас. Пальцы Веды сжимали пальцы Кати, и я вспомнил вдруг, не памятью, а плотью, прикосновение этих пальчиков к моему сердцу. Девушки приближались, и я узнавал всё больше и больше черточек обеих: немного раскосые глаза Веды, так непохожие на глаза Кати, плавные изгибы тел, полуприкрытые воздушной материей, босые ступни, безбоязненно ступающие по тротуару. Ступив на мою тень, девушки задержались на секунду.
— Смешной, правда? — полуслышно шепнула Кати. Веда согласно кивнула, улыбнувшись насмешливо. Но не мне, а человеку за моей спиной.
Разжав пальцы, они обошли меня с двух сторон и, нежно обняв, прижались к Аллариху. Я онемел и лишь молча смотрел на эту нереальную картину — на двух девушек, прикоснувшихся к моему сердцу, в объятиях чужого человека.
— Теперь слушай, — зло смеясь и глядя мне в переносицу, отчеканил Алларих. — Не всё, что ты видишь, существует на самом деле.
С этими словами он поднял руку и небрежно щелкнул пальцами по шейке Кати. В тот же миг с хрустальным звоном по телу Кати побежали трещинки, и девушка рассыпалась на бесчисленное количество прозрачных осколков.
— Всё это — мираж. Морок, — Алларих поднял другую руку, и Веда тоже рассыпалась осколками, вспыхивающими своими гранями под лучами кровавого солнца.
— Не ищи никого. Те, кого ты ищешь, — не существуют боле.
Алларих отвернулся и зашагал прочь, по ставшей сумеречной улице. А я остался один над осколками своих грез. Ничего не соображая, я сделал несколько шагов, опустился на колени и принялся перебирать тоненькие стеклышки, только что обладавшие иллюзией мысли и дыхания. Из порезанного пальца текла кровь.
Избавившись от иллюзий, я вернулся в реальный мир, мир, начисто лишенный мистического. По крайней мере, я старался не замечать всё мистическое, что есть в мире. В квартиру с незапертой дверью я не вернулся. Родное мое жилище встретило меня запахом пыли и насупленными взглядами шкафов. Пыль я вытер, перед шкафами извинился за долгое отсутствие, и мы опять зажили как раньше — хлопотно, но с увесистым ощущением материальности бытия, с уверенностью в иллюзорности грез. Я твердым шагом ходил на работу, ел в столовой блюда, в которых не было не только иллюзий, но даже капельки фантазии. Осень помогала мне, опустив на мир серую вуаль настоящего. Один раз мой накатанный путь с работы домой переходила кошка. По пластике и необычной графике движений я узнал свою знакомую из темной комнаты. Кошка тоже узнала меня. Остановилась, села на задние лапы и навела ослепительно желтые среди серого дня глаза на мою переносицу. Я замер на мгновение, но в следующий миг, с уверенностью могущественного колдуна, разрушил наваждение одним коротким заклинанием: