— Это глупо. Ты не подходишь.
— Почему это? — опешил я. — Чем я плох?
— Не ты, а твое тело. Мы не хотели тебе говорить… Но теперь… В общем, ты болен. Твое тело нельзя использовать. Не переживай, это не смертельно. Но возможности по трансформации…
Почему-то серьезность моей болезни меня сейчас не волновала совсем. Мое будущее менялось кардинальным образом. Ручка, до сих пор зажатая в моей ладони, выскользнула наконец на волю, но тут же беспомощно упала на пол. Я бессмысленно стоял посреди комнаты и не мог даже подумать о том, как теперь жить дальше. Мгновение назад вся моя жизнь была расписана по минутам до самой смерти. И вдруг этих минут оказалось во много раз больше.
И надо было вновь что-то придумывать по поводу юноши.
— Ты выглядишь усталым, — заявила Веда из кресла. Она поджала ноги и изображала из себя персонификацию уюта. — Тебе бы поспать сейчас.
— Как же так, — наконец произнес я. — Я на субботу уже поминки назначил.
— Значит, — невозмутимо заявила Веда, — перенесешь сборище на воскресенье.
Телефон звонил очень долго, пока я наконец не осознал этот факт и не проснулся. Поспешно подбежав к только что смолкнувшему аппарату, я схватил трубку, но услышал лишь короткие гудки.
Я выругался. Наверняка звонил Туссэн. Поспешно я набрал телефон дядюшки Хо. На этот раз пол моего собеседника определить не удалось — детский голос мог принадлежать как мальчику, так и девочке.
— Дядюшка Хо, — привычно справляясь с внутренним протестом, выпалил я, — мне сейчас звонил Туссэн?
— Откуда я знаю? Я не слежу за тем, кто тебе звонит.
— Но ты передал ему мою просьбу?
— Да.
— Значит, наверняка он. Но ты ведь опять скажешь, что не знаешь, где его искать?
— Скажу, — покорно согласился мой собеседник.
— Мне крайне необходимо видеть кого-нибудь из вас. Может, всё-таки сможешь помочь?
— Морок тебе подойдет?
— Пусть будет Морок. Только побыстрее.
— Экий ты нетерпеливый. Ладно, жди.
— Спасибо!
— Всегда рада помочь.
Всё-таки «рада». Девочка, а не мальчик. Ну и бог с ним. Уже почти положив трубку, я вдруг вспомнил о массе незаданных вопросов. Быстро отдернув руку от рычага, я поспешно закричал в трубку:
— Ты еще здесь, …Сюзанна?
— Пока да.
— Я еще хотел узнать… Вот вам всем нужны бесхозные тела. Почему вы не берёте для этой цели свежих покойников?
— Хм. Ты попроси Туссэна, он пошлет тебя на кладбище со скелетами пообщаться. Может, тогда поймешь почему.
— А словами нельзя?
— Словами не так эффектно. Впрочем… Дело в том, что тело так просто не умирает. Есть в нём в этот момент нечто, несовместимое с жизнью. Потому и нам оно не годится.
— Допустим. А самоубийцы? У них есть то, что нужно вам и не нужно им.
— Когда это возможно, мы пользуемся телами самоубийц. Но как-то чаще получается убедить их отказаться от идеи окончить жизнь.
— Странная у вас этика. Спасаете одних, убиваете других…
— Этика вообще странная штука. Но если есть возможность спасти человека, мы не можем этого не сделать.
Только положив трубку, я вдруг понял, что не знаю, о чём говорить с Туссэном или Мороком. Решение, о котором предполагалось сказать вчера, оказалось нереализуемым. Ладно, там видно будет.
Некоторое время я сидел в неподвижности. Бесчисленные хлопоты отменились, несколько дней взбалмошная судьба обменяла на вечность. Теперь я не знал, чем занять себя.
Неспешно встав и потянувшись, я подошел к окну и распахнул его в светлый облачный день. Несколько одиноких любопытных снежинок сунулись было в мой дом, но местный климат им не понравился, и, капризно вздрогнув, гостьи удалились. Свежий воздух медленно наполнял комнату, и я ощущал себя рыбкой в аквариуме, в который вернувшийся из отпуска хозяин решил добавить воды. Сознавая, что мои мысли дурны, я тем не менее не мог освободиться от ощущения радости.
Я подошел к шкафу, открыл стеклянные дверцы и медленно провел пальцами по корешкам книг. Скользкие, упругие, шершавые, теплые, гладкие. Еще вчера я точно так же касался их, прощаясь. Мой ум отдыхал после многодневной непрерывной работы. Яркими образами всплывали воспоминания о моих новых знакомых с обратной стороны привычного. Туссэн, который на самом деле и не Туссэн вовсе. Голем, оживляющий статуи. С виду страшный, а по сути смешной мальчишка Алларих. Веда и ее мать Берта, выглядящая чуть ли не моложе своей дочери…