– Она прекрасно справилась, доктор Тейер! – радостно воскликнул он. – Успех колоссальный!
– Да? – Затянутая в черный спандекс доктор Тейер даже не пошевельнулась.
– Проценты по всем предметам зашкаливают за восемьдесят, а по математике она набрала целых девяносто два.
– Это хорошо? – с сомнением в голосе переспросила доктор Тейер.
– Достаточно хорошо, чтобы поступить в любое место, куда она пожелает. Не забывайте, что результаты даются в сравнении с показателями учащихся из других частных школ, а не по всем школам Америки. Эта категория считается элитной, а она справилась лучше, чем большинство других ребят.
– Что ж, тем лучше для нее, – неопределенно сказала доктор Тейер; Ной не мог понять, что это: тщательно скрываемый восторг или намеренно демонстрируемое безразличие.
– Значит, она еще не знает? – спросил Ной. Доктор Тейер покачала головой. – Вы, конечно, хотите ей об этом рассказать, – продолжал он. – Я подожду вас здесь.
Доктор Тейер махнула рукой и подмигнула:
– Нет, нет, идите вы. Я с ней потом поговорю.
– Так у меня хорошие результаты?! – Таскани расположилась на кровати, на ней были шорты с эмблемой «Мурпайк» через всю попу.
– Да, очень хорошие. Ты набрала на пятнадцать процентов больше нормы. Особенно математика. Девяносто два, очень хороший результат.
– Обалдеть! – взвизгнула она, листая протокол. – С ума сойти!
– Так куда ты собираешься поступать? Теперь ты можешь выбирать, можешь даже в Эндовер или Эксетер.
– Ну нет! Это уж чересчур.
– Ну, тогда можешь, конечно, в Хэмпширскую академию. А можешь съездить посмотреть на Чоут, тоже неплохой пансион. Думаю, тебе там понравится. Таскани постучала по зубкам серебристой авторучкой.
– Господи, я ведь об этом даже не думала.
– А что советует твоя мама?
– Да она ничего и не говорит. Это она специально, чтоб можно было потом говорить, что все не так. Если она сейчас промолчит, потом ей будет легче придираться, понимаете? – проговорила Таскани, водя по зубам обратным концом авторучки. – Надо звякнуть подружке.
Она достала телефон, посмотрела на него долгим взглядом и отбросила в сторону.
– Да ну, они наверняка плевать на это хотели. – Она посмотрела на Ноя: – Вы меня о чем-то спрашивали?
Ной кивнул.
– А почему ты хочешь отсюда уехать?
– Да ну, здесь все сплошь зануды. Хочу уехать, вот и все.
Таскани выпустила журнал, до которого никому не было дела (под столом до сих пор стояли четыре коробки), и, похоже, видеть не могла всех своих «подруг». Ною отчаянно хотелось, чтобы она Уехала из Нью-Йорка до того, как ее стремление к лучшему атрофируется.
– Ну что ж, пропуск ты уже получила, – сказал он. – Не сомневаюсь, в пансионе ты найдешь себе Достойное место.
– В каком смысле? – подозрительно спросила Таскани.
– Я имею в виду, что не все учащиеся готовы к жизни в пансионе. Но ты для этого достаточно независима.
– Да, спасибо. Это круто. – Она зажгла сигарету.
– Знаешь, многие школы производят набор в течение всего года – ты можешь подать документы сейчас и начать с весеннего семестра. Тогда ты окажешься там уже через пару месяцев.
Что нравилось Ною в Таскани, так это ее умение оставаться собой. Она смогла не потеряться на фоне своего испорченного и обласканного всеобщим вниманием братца. Она взялась делать этот журнал, потому что ей хотелось, а не для того, чтобы ублажить свою мамочку. У нее было достаточно самостоятельности, чтобы осознать, что ей не нравится школа Мурпайк и что она сама пришлась там не ко двору. И, осознав это, она сама взялась подыскать себе новую школу.
– Да, я подумаю насчет весны. Так когда мне подавать документы, сейчас?
– Да, сейчас.
Поскольку Таскани уже сдала экзамен, необходимость в занятиях отпала. Ной обсудил с ней ее сильные и слабые места и вышел из комнаты.
Доктор Тейер стояла внизу, на самой нижней ступени лестницы, и напряженно смотрела вверх, ожидая его появления. Поза была кошачья, но, затянутая в угольно-черный спандекс, она напомнила Ною завязанную узлом цепь.
– Как она? – скорбно спросила доктор Тейер, словно у Таскани была скарлатина.
– Она очень рада. Думает о том, чтобы подать документы на весенний набор.
Глаза доктора Тейер сузились.
– Это вы ей посоветовали?
– Ну, в общем, да, я подумал, что если ей здесь плохо, лучше будет ей уехать. Очень многие учащиеся приезжают в пансион весной.
Доктор Тейер весело и заливисто рассмеялась:
– Что ж, она ведь ваша дочка!
– Простите?
– Я бы ни в коем случае не позволила себе вмешиваться в этот… процесс. Да и что я знаю о школах и поступлении? Я ведь всего лишь мама.
Это «Я ведь всего лишь мама» она произнесла с ноткой сладчайшего самоуничижения, как любая неудовлетворенная мамаша из предместья. Невозможно было предсказать, как она поступит: то она казалась вялой, то принималась угрожать.
– Не сомневаюсь, Таскани оценит вашу заботу, – сказал Ной.
Доктор Тейер посмотрела на него без всякого выражения:
– Ну да.
– Я оставил Таскани мой электронный адрес, вдруг она захочет обсудить со мной варианты поступления или тему вступительного эссе.
Доктор Тейер подняла тонкую бровь:
– Вы очень любезны.
Она отошла от перил и встала сбоку, показывая, что Ною пора откланяться. Он начал спускаться. Лестница заканчивалась у самой двери, но доктор Тейер все еще ее не открыла, так что они оказались сантиметрах в тридцати друг от друга. Для человека, который только что выполнял физические упражнения, она на удивление мало вспотела, точнее, потом от нее совершенно не пахло, скорее, какими-то духами. Ной впервые заметил, что она значительно ниже его ростом. Повисло неловкое молчание, он посмотрел на ее жесткие светлые волосы и заметил, что у самых корней они имеют серо-стальной оттенок. Она откинула голову, рот растянулся в неопределенную гримасу, морщинки вокруг губ стали заметнее. Мгновение подумав, она превратила гримасу в живую, очаровательную улыбку.
– Думаю, это все, – сказала она. – Я бы вас обняла, но я так вспотела.
Она сама засмеялась над нежностью своих слов, будто решившая притвориться смертной богиня.
– Было очень приятно работать у вас, – сказал Ной.
– Без вас мы бы не справились. – Доктор Тейер так часто повторяла эту расхожую фразу, что Ной совершенно уверился, что ее не стоит воспринимать всерьез. Он не мог понять, чего она ждет; у него было странное чувство, что она хочет, чтобы он заключил ее в объятия.
Ной взглянул в сторону апартаментов Дилана:
– Мне, наверное, надо попрощаться с Диланом.
Доктор Тейер повернула серебряную ручку.
– Ничего, я попрощаюсь за вас. Не беспокойтесь об этом.
Ной нехотя кивнул. Было жаль, что ему не дадут попрощаться, хотя он сам не понимал, в чем причина грусти. Дилану было наплевать на него, да и он не будет скучать по Дилану. Или будет?
– Ну ладно, – тихо ответил он.
– Он, наверное, смотрит телевизор или спит. А вы же знаете, какой он бывает, когда его зря беспокоишь, – весело сказала доктор Тейер.
– Знаю.
Доктор Тейер открыла дверь:
– Прощайте, Ной.
Тон у нее был одновременно представительный и извиняющийся, словно она давала отставку незадачливому любовнику. Когда он проходил мимо, она наклонилась вперед (пахнуло розовой водой) и поцеловала Ноя чуть ниже уха. Дверь мягко захлопнулась.
Из апартаментов Тейеров невозможно было определить, какая на улице погода: окна зашторены так плотно, что их могло бы и не быть вовсе. Выйдя из лифта, Ной увидел, что консьержи складывают черные зонты. Небо было ярким, светло-серым, а Парк-авеню погрузилась в шелковистую черноту.
– Ухты, льет как из ведра, верно ? – спросил Ной консьержей, подходя к двери.
– Да, – ответил один, – надо вам было посмотреть.
– Я сегодня в последний раз, ребята. Больше уже не приду.