– Если б я жила в маленьком городе. Или: живи я в маленьком городе. Сослагательное наклонение.
– Сосла… что?
Ной помотал головой; он забыл, что это с Диланом они проходили сослагательное наклонение. И где его голова? Он чувствовал, что улыбается до ушей и теряет нить мыслей, он словно пришел на первое свидание.
– Мы еще это пройдем, не волнуйся. Просто запомни, что в подобных случаях употребляется конструкция с «если».
– Ну ладно, запомню.
Ной надавал Таскани заданий из учебника алгебры, и пока она писала, лихорадочно пролистал материал. Матрица. Что это еще за матрица? У него самого алгебра была на протяжении одного лета, когда он учился в старших классах. Но то было время, когда он встречался с девушками, ездил на мотоцикле по горам и к водохранилищу и каждый день после занятий они с друзьями шли пить пиво. Может, он пропустил тот день, когда они проходили матрицы.
Пришло время обеда. Они сделали заказ Агнесс: сандвич – бекон, салат, помидор – с хлебом «семь злаков» и домашние чипсы для Ноя, половинку жареной цыплячьей грудинки для Таскани. И миролюбиво принялись за еду, обсуждая новеллу Сомерсета Моэма.
После Таскани у Ноя сегодня не было других учеников, поэтому он побрел в Сентрал-парк. Сегодня в «Пангее» ему придется играть роль, и надо постараться заранее приготовить костюм.
Ухмыляющийся Федерико зашел в спальню и торжественно приступил к ритуалу превращения Ноя в крутого парня. Ной смирно сидел на кровати и смотрел, как Федерико вытаскивает из шкафа его одежду, бросая на кровать вороха хлопка и полиэстра. Ной послушно прикладывал к торсу рубашки одну за другой, а Федерико так же последовательно их забраковывал. Наконец была отвергнута последняя рубашка. Федерико хмыкнул и пожал плечами, словно говоря, что рубашка, в конце концов, и необязательна.
Они перешли к брюкам. Затем к туфлям, носкам и аксессуарам (с этим разобрались быстро, потому что у Ноя был один только кожаный браслет, который сплел для него брат на каких-то факультативных занятиях). Вскоре в шкафу ничего не осталось, но одобрение Федерико заслужили лишь легко расклешенные книзу черные слаксы из полиэстра, простые черные носки и бутсы. У них все еще не было рубашки. Тогда Ною пришла мысль просто надеть галстук-бабочку и прикинуться стриптизером. Неунывающий Федерико спросил, нет ли у него рубашки, которую он редко надевает, Ной указал на темно-серую рубашку, которую прислала ему мать после того, как несколько лет назад ей сделали скидку с налога. У рубашки были слишком длинные рукава. С разрешения Ноя Федерико обрезал их швейцарским армейским ножом. В результате бахрома из ниток оказалась на середине запястья. Ной не был уверен в том, что из этого выйдет что-нибудь путное, но Федерико не зря работал стилистом: поглядев в зеркало, Ной вынужден был признать, что рубашка смотрится великолепно. В неровной густой бахроме рукавов его руки были похожи на обелиски.
Федерико густо напомадил его волосы, преобразив их в массу жестких шипов, и велел ему втереть в сухую кожу возле крыльев носа арахисовое масло. Они поднялись, чтобы обозреть результат. Темные и блестящие от помады волосы эффектно оттеняли белую кожу Ноя, а темная одежда сделала его более гибким и изящным. Он походил на экспансивного и самовлюбленного поэта. Успех.
Федерико нарядился по-другому; его прикид, казалось, состоял в основном из голубого пластика. На ноги он надел белые кожаные туфли, а дополнили его облик огромные очки с овальными дымчатыми стеклами в металлической оправе. Он тоже выглядел экспансивным и самовлюбленным, но ничем не походил на поэта. Ной всегда с пренебрежением относился к позерам, которые носят солнечные очки вечером и в метро, тем самым вопя о своем тщеславии. Но для вечера в «Пангее» очки были превосходной фишкой.
Они вошли в гостиную. Увидев их, Олена разразилась смехом и, вытащив откуда-то фотоаппарат, заставила их позировать перед окном, словно ожидающих старшеклассников, которые собрались на школьный бал и гадают, как им подцепить себе девчонок. Федерико закатил глаза, выругался и притворился, что собирается ее шлепнуть, но Олена только еще больше развеселилась. Федерико вывалился из двери, а Ной обнял Олену, коснулся губами ее щеки, и вот уже они с Федерико катят на ржавом «датсуне» по Вест-Сайдскому хайвею.
Они решили, что будет лучше, если они припаркуют машину подальше от клуба и подойдут к нему пешком.
К «Пангее» они подъехали к половине одиннадцатого. На отрезке Лафайет позади клуба было темно; парадные входы других престижных увеселительных заведений по обе стороны улицы были закрыты. Ной решил, что половина одиннадцатого – хорошее время для приезда: не так рано, чтобы их приняли за новичков, но и не так поздно, чтобы поток желающих попасть внутрь вырос настолько, чтобы поднять градус бдительности вышибал.
Перед клубом не было ни души – один лишь прислонившийся к стене вышибала. Ной ошибся в расчетах: они подъехали слишком рано. Но теперь, когда они уже себя обнаружили, пути назад не было.
Они решили, что говорить будет Федерико: во время репетиции в машине голос Ноя на словах «Привет, мы в списке» предательски дрогнул.
– Ну, как оно? – спросил Федерико вышибалу.
Рослый детина, белый, в рубашке с крахмальным воротничком, выпрямился.
– Как оно – что ?
Федерико шлепнул себя по шее.
– Раненько мы сегодня, что верно, то верно, но внутри-то хоть кто-нибудь есть?
– Вы есть в списке?
– В списке? Само собой. Я Федерико. Это Ной. – Федерико скорчил усталую гримасу, давая понять, что в других-то клубах их имена давным-давно запомнили.
Вышибала молча уставился на них. Ной ответил ему твердым взглядом.
– Список еще не принесли, слишком рано. Поверю вам на слово, проходите.
Первая ошибка: приехали еще до того, как принесли список приглашенных.
Они подошли ко входу. Дверей оказалось две. Одна была стеклянной, в металлической раме и с плоской металлической ручкой, наподобие двери в универмагах Уолмарт. Вторая – жестяная, рельефная, без окошечек. Какая из двух? Первая выглядела недавно сделанной и чересчур обычной, вторая – видавшей виды и оригинальной. Ной выбрал вторую.
– Можно и в эту, – сказал вышибала, – если хотите вывезти мусор. Вообще-то вам в другую.
Федерико сурово посмотрел на Ноя. На лбу у него капельками выступил пот. Он толкнул стеклянную дверь. Дверь не поддавалась. Тогда Ной потянул ее на себя, и она открылась. Они с Федерико поспешили зайти внутрь.
Второй просчет: хотели войти в клуб через служебный вход.
Пангея – громадный древний материк – теперь была всего-навсего брендом ультрамодного ночного клуба. Более того, «Пангея» усохла до «Африки», Вдоль стен выстроились грубые деревянные щиты и копья, повсюду висели штурманские карты, звериные головы, там и сям виднелись образчики наскальной живописи и множество других диковин, которые декораторы, возможно, натащили сюда из запасников малобюджетного сериала «Сердце тьмы». Словно желая напомнить посетителям, что здесь все же не Африка, дизайнеры прикрепили к потолку изящные полосы красного шелка, которые, перекрещиваясь, парили над залом, словно паруса. Продолговатые диванчики скрывались под покрывалами, по периметру пола стояли канделябры. Откуда-то доносился мерный бой барабанов.
Ной почувствовал себя неловко. Его раздражало заложенное в этом интерьере утверждение, что Африка– современная репрезентация прошлого, а африканцы – ключик к доисторическому миру. И это все на Манхэттене! Смотрите – оказывается, можно найти себе экзотическое, дикое и прелестное местечко и при этом продолжать пить «Космополитен»!
– Супер, – выдохнул Федерико.
В клубе было прохладно – чтобы как-то компенсировать жар от людского потока, который вот-вот сюда хлынет. Сейчас всех посетителей было пять человек в деловых костюмах. Они уселись возле стойки, за которой скучали три бармена – двое парней в шелковых рубашках и дорогих брюках и девушка в топе на бретельках. Девушка болтала с бизнесменами.