Он раздумывал о том, чтобы позвонить матери и брату, но понял, что это плохая идея – они наверняка почувствуют молчаливое великолепие, которое его окружает, и это лишь усугубит нереальность происходящего.
Таскани может спать еще час. Ной прошелся мимо кабинетов доктора Тейер и мистера Тейера. Бумаги были убраны, письменные столы вынесены. На их месте расположились полированные березовые, по форме напоминающие яхты; они были покрыты кружевными скатертями и уставлены фужерами для шампанского. Напротив каждого места лежали ножи и вилки, массивными ручками напоминающие мечи. Лепнина на потолке была заново покрыта морилкой и лаком, стены были цвета персика. В целом обстановка казалась вычурной и странной, словно на Парк-авеню перенесли вывернутый наизнанку провансальский замок.
Ной дошел до столовой. Из-под двери торчал полиэтилен, приклеенный к полу упаковочной лентой. Когда Ной ступил в столовую, полиэтилен пошел морщинами. Портреты были убраны, стены выкрашены темной охрой. От окна протянулась нарисованная линия горизонта: голубой, подсвеченный солнечным желтым. У мистера Тейера, по всей видимости, была тематическая вечеринка: что-то вроде «Яхты на Ривьере».
На покрытии снова появились морщинки. Ной повернулся и увидел двоих латинос в малярских робах, с виноватым видом стоявших у входа. Малярские фуражки они держали у пояса, словно пришли отдать последнюю дань памяти покойного.
– Мистер Тейер ? – спросил один из них. – Здравствуйте, мистер Тейер.
Второй отчаянно закивал.
Первым побуждением Ноя было сказать: «Я не мистер Тейер», – но он понимал, что кто он все-таки такой, объяснить будет нелегко. К тому же он был вовсе не прочь на мгновение представить себя Тейером. Он пригладил волосы.
– Все в порядке. Я просто смотрю. Все великолепно.
С лиц маляров не сходил ужас.
– Я сейчас уйду, – прибавил Ной. Он прошел по расходящемуся морщинами полиэтилену и вышел из столовой.
Некоторое время он молча ждал в вестибюле. Ему разонравилось ходить по квартире: не хотелось, чтобы те двое рабочих видели, как в нем борются презрение и восторг. Но находиться здесь одному, без хозяев, было невыносимо страшно, он ощущал, что есть в этом нечто запретное и порочное, словно его заперли на ночь в музее, позволив ходить туда, куда в дневное время вход воспрещен. Он должен был с кем-то поделиться этим чувством – хотя бы для того, чтобы нарушить ложную торжественность этой квартиры. Может быть, Таскани уже встала. Ной поднялся по лестнице. Из-за дверей спален не доносилось ни звука, но под дверью Таскани лежал листок тонкой бумаги. Ной наклонился, чтобы прочесть:
Ной, спасибо, что приняли посылку (это, разумеется, означает, что вы пришли вовремя). Т. нужно будет покормить. Прошу, проследите за этим. Сегодня Вы должны остаться у нас на ночь. Я не могу заниматься детьми. Кроме того, я надеюсь, что Вы будете здесь завтра вечером и позаботитесь о Д. и Т. вовремя банкета. Можете привести любого, кому будет интересно пообщаться с нашими гостями (и наоборот, конечно!). Не забудьте разбудить Д., чтобы он не опоздал в школу.
Доктор Тейер (Сюзан).
Ной поднял записку, небрежно сложил и сунул в карман брюк. Заспанная и растрепанная Таскани вышла из ванной и увидела Ноя перед дверью своей спальни.
– Эй, – медленно проговорила она, – что это выделаете?
– Только что получил записку от твоей мамы.
– Она иногда ужасная стерва, верно? – сказала Таскани. Она прошмыгнула мимо Ноя и спустилась по лестнице.
Ной хотел сделать ей замечание, но не стал. В конце концов, то, что она сказала, было чистой правдой.
– Эй, – сказала вернувшаяся Таскани, – там, в столовой, какие-то парни.
– Да, они приводят дом в порядок к банкету твоего отца.
– Здорово, – Таскани зашла в спальню, – ну, заходите же.
Ной вошел. Она сидела на неубранной постели, на ней была поношенная маечка и пижамные штаны. Она откинулась на подушки и раскинула руки.
– Знаете, – проговорила она, закрывая глаза, – Агнесс всегда заставляла меня первым делом убрать постель, – она хихикнула, – компаньонка из вас ни к черту.
– Тогда тебе лучше сначала убрать постель.
– Нет уж, спасибо. – Она потянулась и, открыв глаза, посмотрела на Ноя. Одна бретель маечки упала, она выдохнула в обнаженное плечико и глянула ему прямо в глаза. Она флиртовала с ним, соблазняла его; он чувствовал, как у него участился пульс. – Ну, чем сегодня займемся? – спросила она.
– Сегодня ты напишешь проверочную работу по химии, – наугад сказал Ной.
Она надула губы:
– Я думала, вы говорили, что я не буду писать проверочные.
Ной скрестил на груди руки и повернулся к двери:
– Что ж, сегодня ты ее напишешь. Давай одевайся и пошли вниз. Я буду в кухне.
Таскани села на кровати:
– Какого черта?
– Я не шучу. Я буду ждать.
Он вышел из комнаты и, закрыв дверь, на мгновение прислонился к ней затылком, чувствуя, как пульсирует кровь в кончиках пальцев. Из-за двери послышалось шуршание простыней: она застилала кровать. Он спустился в кухню.
Через пятнадцать минут появилась Таскани, в мешковатой рубашке, молчаливая и смущенная. Ной велел ей сделать тест из учебника. В конце занятия они проверили наброски к ее следующему сочинению. В обед Таскани объявила, что хочет томаты с моцареллой. Ной достал моцареллу из холодильника, и Таскани язвительно засмеялась:
– Вы что, поставили туда транквилизаторы?
– Да. Они должны храниться в холодильнике.
– В мамином холодильнике. Он наверху, в ее спальне. Там есть шифр. 54-16.
Ной поднял брови. «Откуда ты знаешь шифр? » – хотелось ему сказать. Но заводить разговор на эту тему было ни к чему, да и прошли те времена, когда его могли шокировать порядки в доме Тейеров.
– Отнесу после еды. А сейчас помоги-ка мне, порежь томат.
Просьба явно застала Таскани врасплох, но, помедлив, она кивнула. Она положила томат на стол, Достав большой разделочный нож, неуверенно занесла над красным плодом, словно намеревалась его гильотинировать.
Ной отобрал у нее большой нож и дал маленький. Он показал ей, как нарезать помидор. Таскани так понравилось это новое развлечение, что она весь обед оживленно болтала. Потом она ушла: на очереди был урок верховой езды.
Занятие с Диланом проходило не так приятно, хотя бы потому, что Дилан и не думал показываться. Все послеобеденное время Ной просидел у него в комнате. Несколько раз он звонил ему на мобильник. Ответа не было. С час он посмотрел телевизор, потом позвонил доктору Тейер. У нее, вероятно, был сеанс: Ной попал на автоответчик. Ну что же, что он мог, то сделал. Целый час он праздно смотрел «Шоу Опры», заработав на этом 225 долларов, а когда пошла реклама, позвонил Олене. Ее настроение нельзя было назвать жизнерадостным.
– Что, Ной?
Ной убрал звук у телевизора.
– Ух ты, что не так?
– Ты не должен звонить мне на несколько минут, когда тебе нечего делать.
– У меня сейчас полно времени. Дилан не показывается. Я всего лишь хотел тебе помочь.
– По телефону это не получается, – она помолчала, – я опять набрала 1780.
– Ох, мне очень жаль! Как думаешь, в чем проблема?
– Я не смогу ничего сообразить, пока ты мне не покажешь.
– Послушай, у меня плохие новости. Мне придется остаться здесь на ночь.
– Ох!
– Все хорошо?
– Да, конечно. – По ее тону, Ной понял, что все совсем наоборот.
– Здесь завтра будет банкет. Хочешь приехать? Перед началом мы сможем немного поработать.
– Банкет на Парк-авеню? Звучит ужасно. Нет уж, спасибо. Мне надо работать.
– Я был бы очень рад, если бы ты приехала. Я так хочу тебя увидеть.
– Я подумаю.
Она отключила телефон.
Ной провел в комнате Дилана, ничего не делая, три часа. Можно сказать, он сам стал Диланом: валялся на кровати, чесался, смотрел телевизор и слонялся в Интернете. Три часа одиночества среди роскоши были одновременно приятными и мертвящими, отупляющими. Сначала он думал об Олене, но потом уже ни о чем не думал. Движения становились все более вялыми, комната словно наполнилась неизвестным плотным газом. Когда дверь наконец открылась, Ной еле сумел повернуть голову, чтобы посмотреть на вошедшего.