Возьмите сто граммов селедки и перца, и кваса,
Зеленый горошек и ломтик холодного мяса,
Нарежьте морковки, лука, укропа с иссопом,
Смешайте затем, апельсиновым сбрызните соком —
Весь секрет. Готов винегрет!
– Ну Лида! Какой рецепт! Да в стихах! Неужели сама сочинила?
– Списала из журнала, – призналась она, – и выучила наизусть к твоему приезду, Салатик.
Он обнял ее и расцеловал. И снова Лидка и Салат шагали по бульвару.
Они встретили литераторшу Курицу и математичку Клизму. Учительницы шли и негромко разговаривали.
– Наши училки, – шепнула Салату Лидка и выпустила его руку, – перетирают нашу успеваемость и, конечно, дисциплину. О чем еще им говорить-то?
Но учительницы разговаривали вовсе не о шестом классе «Б». Они говорили не об оценках, не о контрольных. Не о педсоветах. Они говорили о коте Рыжике.
– Он такой возвышенный! Так тонко чувствует оттенки слов. – Клизма очень умная, у нее железная логика. Но, когда речь заходит о котике Рыжике, она теряет большую часть своего интеллекта. – Он абсолютно точно улавливает настроение!
– Ваше? – простодушно спросила Курица.
– Свое! – ответила Клизма. Не уловила иронии, любовь к Рыжику опять лишила Клизму проницательности.
Лидка услышала разговор учительниц, толкнула Салата в бок и тихонько засмеялась, прикрываясь шарфиком.
– Наша математичка без ума от своего кота, – шепнула Лидка Салату, – а литераторша Курица, слышишь, ехидничает. Пошли теперь сюда, к кондитерской палатке, – он покорно двинулся за ней.
Лидка знала, что девчонок они там обязательно встретят.
– Пошли к палатке, мне так хочется сладкого! – по дороге уговаривала она.
Он, наконец, догадался, зачем она водит его по бульвару и засмеялся:
– Лида! Мне уже пятнадцать лет, я давно живу на свете. Я лауреат Международного конкурса салатов! Не пытайся меня перехитрить. Я догадался, кого мы ищем.
– Никого мы не ищем, Салатик. Просто гуляем, я хочу, чтобы ты прошелся по нашему Лунному бульвару, посмотрел на его деревья, собак, прохожих.
– И на тусовки зловредных девчонок, – весело добавил он, – которые достают тебя своими ехидными замечаниями.
Она собралась было отпираться, но тут они вышли к палатке «Тянучка» и увидели Агату, Олю, Сфинкса и Варвару, как всегда с тонной косметики на лице. Девочки обсуждали спектакль и ссорились:
– Главную роль Вадимыч обещал мне, – Агата нарочно их дразнит, а никто ей ничего не обещал.
Но они попались:
– Почему обязательно тебе? Я сыграю лучше! – Оля считает себя самой красивой, а кому же должна принадлежать главная роль? Конечно, красавице.
– Ты сыграешь лучше, – хихикает Сфинкс, – репку. Или мышку. А Царевну-лягушку буду играть я.
– Почему это – ты? – Варвара без Сергея бывает скандалисткой. При нем, серьезном и спокойном, скандалить неудобно. – Кто ты такая, Надя-Сфинкс? Что в тебе напоминает Царевну?
– Ну как же? У меня большой рот, как у настоящей лягушки. И у меня зеленые глаза.
– Вот придумала! Глаза у лягушек не зеленые!
– А какие?
– Болотного цвета!
Девчонки ругались до хрипоты. Но вдруг замолчали, забыв о ссоре. Они увидели Лидку Князеву. И они увидели Салата. Лидка и Салат медленно прошли мимо, он обнимал ее за плечи, заглядывал ей в лицо, что-то тихо говорил. А она тихо отвечала.
– Лида! – окликнула ее Агата. – Кого ты хочешь играть в спектакле? Майского жука? Или птичку-синичку?
– Лида будет играть главную роль, – ответил им Салат и помахал на прощание рукой.
А Лидка сказала:
– Мы спешим в кафе «Тройка». Салат получил первую премию на конкурсе салатов в Париже. Вот так!
И они ушли. А девчонки остались с раскрытыми ртами. Так сбылась мечта Лидки Князевой.
33. Взрослые разговоры
Они собрались все в той же маленькой комнате, чтобы вести разговоры о жизни. Ничего нет интереснее таких разговоров, особенно если они о любви. И девчонки шестого «Б» сидели в уголке на матах.
Сильная сказала:
– Главное в семейной жизни – выдержка и терпение. Иначе все развалится.
Мы ждем от отношений вроде бы немногого: чтобы близкий человек нас понимал, чтобы нам сочувствовал, чтобы он был без вредных привычек. И так далее. Но мы забываем побеспокоиться об очень важном: не устал ли он от нас? Не слишком ли часто мы его пилим? Создаем напряженную обстановку. Да, семейная жизнь – нелегкая работа. И мы постепенно становимся невыносимыми. И от нас спасаются, иной раз бессознательно.
– Но мы себя самих никогда не виним, – поддержала Сиреневая.
– Ты, Сиреневая, самая терпеливая и уступчивая из нас, – тихо сказала Синеглазка, – я бы хотела быть такой, но мне не дано. Вот и живу одна, поругаться не с кем, – она горько усмехнулась.
– Главное, помнить: в семейном конфликте виноваты всегда двое. Я этого раньше не понимала, была требовательной. И что? Одиночество…
– А будешь брать вину на себя, – парировала редакторша, – муж окончательно распустится. На голову сядет. Надо держать его в руках.
– Держи, да не вырони, – съязвила Кассирша. Она всегда сердится на редакторшу: образованная, книги читает, а ума маловато. И муж бегает за каждой юбкой.
– А Салат вернулся, – вырвалось у Лидки. – Хоть и пропадал долго, а вернулся ко мне. Это главное.
– С выводами не спеши, – отмахнулась от Лидки Сиреневая, – ваши проблемы – детские.
– А вот и нет, – не стерпела Агата, – измена, она всегда измена. Предателей ненавижу. И ревность – тяжелое чувство.
– Тогда бросай его!
– Не дождешься, – Агата показала Лидке фигу.
– Девчонки! Не ссориться! – Сильная постучала по столу ключом, совсем как математичка или Курица.
– Давайте приведем примеры из жизни, – предложила Сиреневая. – Например, разговор из нашего дома. Хотите?
– Конечно. В твоей жизни примеры всегда классные, – сказала Кассирша.
– Тогда слушайте. Утро, пьем кофе, мой Рассеянный спрашивает: «В каком свитере ты посоветуешь мне идти?» – «Смотря куда пойдешь», – отвечаю без всякой задней мысли.
«Как – куда? На работу, в офис». – «Тогда надевай серый, он к серому костюму идет и к твоим серым честным глазам», – добавляю опять же без подвоха. Тут ему бы и закрыть тему, как говорят наши милые девчонки. Но он рассеянный, он брякает: «Но после работы я иду в один дом, меня пригласили, – тут он спохватывается, – серый свитер не нарядный, а мне хочется быть элегантным. Ведь в гости иду к коллеге. Такой хороший мужик». – «Как зовут коллегу?» – простодушно спрашиваю я. «Нонна», – мой Рассеянный проговорился и сам удивленно на меня уставился. Лицо такое, как будто он хочет спросить: «Кто тут сейчас лишнее ляпнул?» Я стала смеяться, а он похлопал глазами и говорит: «Ну то есть Степан Иванович, заместитель главного бухгалтера».
Бывшие обиженные хохотали долго. Они жалели Сиреневую и восхищались ее выдержкой и снисходительностью.
– У вас, Сиреневая, тонкое чувство юмора, – заметила Оля.
– Если бы не чувство юмора, давно бы его выставила за дверь с чемоданом и ноутбуком. Но – не могу.
– Теперь мой диалог из прошлой семейной жизни, – Сильная редко вспоминает прошедшие неприятности. Но сегодня у нее такое настроение – хочется поделиться. – Муж пришел домой, говорит невнятно: «Добрыйвечер», в одно слово. Это первый признак: он пьян. «Где ты был?» – спрашиваю я, а саму трясет от обиды, от презрения. «В парикмахерской. С другом зашли, а что? Нельзя с другом зайти посидеть? Ну задержался, ну не позвонил. Какоеимеетзначение?» Опять в одно слово. Грохаю тарелку об пол, ухожу в свою комнату. Так закончилась одна из тысяч подобных бесед. Да, я была не на высоте. Но высота, наверное, у каждого своя, предел достигнешь, а выше нельзя.
– Просто ты его не любила, – сказала кассирша по прозвищу Кассирша. – Не ценила.
– Я себя слишком высоко ценила, – с грустью добавила Сильная.