Когда я заканчиваю, Рэчел показывает мне список, в котором перечисляются все мои недостатки, и, хотя в нем присутствуют такие слова, как «эгоистка», «корыстная», «манипулятор» и «лгунья», я почему-то не расстраиваюсь. Наоборот, это внушает мне надежду на то, что, может быть, я смогу как-то наладить свои отношения с людьми, которые испортились еще задолго до того, как я впервые попробовала спиртное.
— Ты была не дрянью, — говорит она. — Ты просто была больна. — И предлагает пойти домой, прочитать первую часть книги про «Пледжс» и задуматься над своими недостатками.
— Всего-то? — спрашиваю я. — Я все это сделаю и дойду до конца?
— До конца? — смеется она. — Ты только в начале.
Глава 31
— Амелия, мы это уже обсуждали, помнишь, когда поднимались наверх? — спрашивает Стефани, сдувая пыль с клавиатуры. — Тебе больше не за что просить прощения.
Я сижу у нее в кабинете и почему-то нервничаю — если учесть, что пришла к человеку, который меня искренне любит. Я пришла в это здание впервые после того, как меня уволили из «Эбсолютли фэбьюлос», и прекрасно знаю, кого навещу потом.
— Умоляю, выслушай, — прошу я. И говорю о том, что хоть я извинилась за свой эгоизм, но поведение нисколько не изменилось — я продолжаю названивать ей в моменты кризиса и бросаю ее, как только у меня что-то налаживается. И наконец добавляю: — Я относилась к тебе не так, как хотела бы, чтобы относились ко мне, но с этого момента все будет по-другому.
Стефани совершенно шокирована.
— Амелия, я даже не знаю, что сказать, — говорит она, помолчав несколько секунд.
— Ничего не говори, — отвечаю я. — Или просто попроси меня исправить все то, что я натворила.
Она качает головой.
— Можно тебя обнять?
Я киваю, мы встаем и обнимаемся. Я говорю, что люблю ее, и она начинает плакать.
— Ну и дрянь же ты, — произносит она, и мы обе хохочем.
Потом я поднимаюсь наверх, иду прямо в кабинет помощницы Роберта и спрашиваю, можно ли с ним поговорить. У его помощницы, Селин, такой перепуганный вид, словно я вот-вот вытащу из-под полы автомат, но Рэчел объяснила мне, что во время этого «прощенного» похода я не должна реагировать на чьи-либо эмоции. Я должна быть милой и доброй и принять все, что бы на меня ни посыпалось.
— Э-э, подожди, — говорит она, со всех ног бросаясь в кабинет Роберта. Я вижу, что мимо проходит Брайан, погруженный в чтение какого-то факса.
— Брайан, — обращаюсь к нему, и он поднимает голову. — Можно тебя на минутку?
Брайан, не слишком удивленный, кивает, и как раз в этот момент Роберт открывает дверь, мы проходим к нему в кабинет и рассаживаемся в точности как в тот день, когда меня уволили. Я не трачу даром времени, а сразу же начинаю извиняться за то, что слишком много думала о себе. Я прошу прощения, что неправильно вела себя с людьми, у которых брала интервью, что с пренебрежением относилась к начальству и корпоративным правилам, за чувство вседозволенности, причиной которого была исключительно моя собственная неуверенность в себе, и, наконец, за то, что нюхала на работе кокаин. В конце я добавляю, что меня уволили вполне заслуженно, и тут у меня с языка слетает то, чего я говорить вовсе не собиралась:
— Я даже благодарна за то, что это произошло, — иначе я не стала бы тем, кем являюсь сейчас.
— Ну, я даже… — произносит Роберт и снова замолкает. Немота, в общем-то, является его фирменным отличием. Но впервые за все время нашего знакомства он смотрит на меня с теплотой.
Брайан переводит взгляд с Роберта на меня и улыбается.
— Я горжусь тобой, — говорит он.
Все остальные извинения проходят именно так, как я и ожидала. Я звоню Крису, предлагаю ему встретиться за чашкой кофе в «Кофе бин» или в «Ти лиф», объясняю, как мне стыдно, что я так с ним обошлась. Потом прошу прощения, что высмеяла их с Митчем в своей колонке. Он кивает, холодно сообщает мне, что все равно считает меня стервой, и мне ничего не остается, как согласиться с ним. Рэчел посоветовала мне так поступать, если вдруг почувствую, что начинаю испытывать негативные эмоции по отношению к человеку, перед которым буду извиняться.