Пустота — это то, что случается с тобой, когда ты немного перебираешь коки, и вместо того энергичного бесстрастного общительного человека, которого должен был пробудить кока, возникает молчаливый и крайне уязвимый параноик. В таком состоянии я думаю только о том, насколько неуверенно звучит моя речь и насколько всем на меня наплевать. Я попыталась избежать наступления Пустоты, увеличив число дорожек, но в состоянии наркотического опьянения избавиться от дурного настроения невозможно, это вам подтвердит каждый, кто принимал наркотики.
И я резко принимаю решение немедленно отсюда смыться, пропустить ужин, и пусть мои соседи по столу переживают из-за пустого места. Я прощаюсь с Бреттом и Трентом, но они настолько заняты разговором, что даже меня не слышат.
На следующее утро я подхожу к своему кабинету, думая о том, какая я вымотанная, несмотря на подкрепленные эмбиеном десять часов сна, и вижу, как Брайан царапает мне записку одним из своих фломастеров.
— Меня ищешь? — спрашиваю я.
Вид у него невероятно измученный.
— Угу, оставляю тебе записку. Надо поговорить.
— О чем? — спрашиваю я, мгновенно превращаясь в параноика.
— Меня беспокоит твой низкий уровень профессионализма, — говорит он так, будто выражает беспокойство по поводу того, что кофе в офисе недостаточно крепкий. Он что, не понимает, какие резкие и ужасные слова он только что произнес? И не чувствует, как у меня мгновенно участился пульс и сердце стало биться гораздо быстрее, чем после кокаина? Ну как так можно? Вчера изображать из себя моего величайшего обожателя и восторженно отзываться обо мне в разговоре с очаровательным английским издателем, а завтра играть роль жесткого босса, который не собирается шутить.
Брайан скрещивает руки на груди, и его белая рубашка на пуговицах сама собой вылезает из джинсов.
— Что с тобой случилось вчера вечером? Мелани Мак-Грат оставила мне сообщение. Говорит, видела, как ты пришла, но к началу ужина ты уже смылась.
— Мне стало плохо, — начинаю я робко протестовать и напоминаю себе, что это не так уж далеко от истины. И для усиления драматического эффекта добавляю: — Меня рвало всю ночь.
— Амелия, ты пошла туда вместо меня. Если тебе стало плохо, ты должна была хотя бы познакомиться с публицистом и объяснить ей, что очень сожалеешь, но не можешь остаться на ужин.
Я злобно смотрю на него.
— Я не специально сделала, чтобы мне стало плохо.
— Учти это, Амелия, — говорит он. — И, пожалуйста, больше не доводи до такого.
И тут я раздражаюсь.
— Хватит меня учить, — говорю я и, наверное, с некоторым опозданием добавляю: — Пожалуйста.
Чем-то этот разговор напоминает мне об одной из моих стычек с отцом.
— Тебя надо учить, — ухмыляется Брайан, и я буквально впадаю в ярость.
— Хватит! — говорю я. — Пожалуйста, оставь меня в покое, может, тогда мне станет хоть немного лучше?
Брайан смотрит на меня, качая головой.
— Соберись, Амелия, — уходя, говорит он.
Глава 7
Если перед ужином я фактически убедила себя в том, что Чэд Милан — вполне сексуальный и привлекательный парень, то это полностью сошло на нет, не успели мы даже заказать аперитивы. Не знаю, то ли это случилось из-за того, как он пробует вино (претенциозно прикрыв глазки, он болтает его во рту), то ли потому, что он провозгласил «Код да Винчи» лучшей из всех когда-либо написанных книг, и мне в тот момент захотелось перегнуться через столик и крепко стиснуть руками его шею. Ненавижу, когда люди, в особенности мужчины, ведут себя неестественно, пытаясь изобразить из себя что-то, что, по их мнению, вам должно очень сильно понравиться. Но еще сильнее меня вывела из равновесия его настойчивая рука, которая то и дело прикасалась то к моей руке, то к ноге, когда он хотел что-либо подчеркнуть. И, слушая о том, какие эмоции захлестнули его, когда он впервые увидел в «Вэрайети» свое имя, я понимаю, что он ничего из себя не изображает, он на самом деле такой.
— Слушай, Чэд, я хотела кое-что прояснить, — говорю я, сделав для куража глоток вина.
Он выжидательно поднимает глаза: любой парень прекрасно понимает, что означает подобное вступление: пора перестать распространяться по поводу того, какие эмоции захлестнули тебя, когда ты увидел в анонсах свое имя, и обратить на меня внимание.
— Я… я… — Мне бы очень хотелось сказать: «Мы с тобой можем быть только друзьями», но я почему-то не в состоянии выдавить из себя эту фразу. Потому что на самом деле я даже представить себе не могу Чэда в роли друга, особенно когда сижу здесь, в довольно романтическом ресторане, и распиваю с ним бутылку вина, которая, вероятно, стоит не меньше 75 долларов. И хотя в конце ужина, собираясь полезть за кошельком, я все-таки рассчитываю, что заплатит он, знаю, что приду в ужас, если он согласится с моим дерзким предложением поделить расходы. Ну и что мне ему сказать? Что я согласилась лишь потому, что у меня не было причин отказать? И мне было так одиноко, что я надеялась, будто после этого «свидания» я перестану ощущать, что отрезана от всего человечества?