— Увидишь, — таинственно ответил отец, но спор на этом, казалось, закончился.
К Турнирным полям они выехали, когда уже совсем рассвело. Солнце проглядывало сквозь туманную взвесь облаков, и, несмотря на ранний час, вокруг было уже полно народа. Иан, привстав в седле, оглядывался по сторонам.
Посреди поля был возведен широкий цветастый шатер, на верхушке которого, едва треплемый легким ветром, покачивался алый с золотом флаг. Перед шатром был возведен широкий, увитый лентами и поздними цветами помост. Рядом с ним толпились дети — в яркой одежде, от которой у Иана зарябило в глазах, и он в своей зеленой куртке и буром плаще показался себе возмутительно ненарядным для такого сборища. Взрослые сидели на низких скамьях, а, кому не хватило места, стояли вокруг помоста. Над толпой висел, как рассветный туман, гул голосов, из шатра раздавалась музыка — не похожая ни на что из того, что приходилось Иану слышать прежде. Музыканты играли на лютнях, флейтах и барабанах, выстраивая, вытачивая, как скульптуру из куска дерева, четкий гипнотический ритм, под который хотелось не танцевать, а застыть и смотреть, гадая, откуда же доносятся звуки.
Коней остановили у высокой деревянной ограды. Папа спешился и помог вылезти из седла Иану. Тот оробел, но не желал этого показывать — лишь крепко вцепился в руку человека. Тот ободряюще сжал его пальцы.
— Идем, — шепнул он, — подойдем поближе.
Отец тоже уже стоял рядом с ними, и — удивительное дело — скинул с головы капюшон и оглядывался по сторонам с плохо скрываемым восторгом. Иана это его выражение ободрило куда сильнее, чем слова папы, и он разулыбался, наконец давая себе почувствовать происходящее. Музыка, голоса и толпа больше не пугали, а интриговали его, и он начал с нетерпением предвкушать, что же будет, будто именно этого ждал все время, пока лежал в постели. Ладони папы он, впрочем, не отпустил, но, когда они начали пробиваться сквозь толпу поближе к сцене, тот взял его на руки и усадил себе на плече.
Теперь Иан мог по-настоящему окинуть взглядом окрестности. В небольшом отдалении он заметил раскрашенные в разные цвета палатки — оттуда доносились аппетитные запахи жарящихся пирожков, карамели и специй. Музыканты, оказалось, прятались прямо за помостом, и играли на своих инструментах с таким пылом, будто хотели выжать из музыки все до капли. Люди, едва замечая их, пропускали троицу вперед, и наконец, на границе детского столпотворения, папа остановился. На скамьях им места не нашлось, но Иану и так все было прекрасно видно. Отец остановился рядом — плечом прижался к плечу папы, и такой широкой улыбки мальчик не видел на его лице никогда в жизни — ей не мешал даже проглядывающий из-под платка шрам.
— Я так давно не видел таких представлений, — шепнул он, обращаясь сразу и к Иану, и к папе, — лет сто, не меньше. Ну и толпа!
— Конечно, тут толпа, — хмыкнул папа, — в Туссенте эльфов не видели столько же, сколько ты не видел циркачей.
— Тише, — шикнул на него отец, — начинается.
Музыка смолкла рывком, будто все исполнители враз поперхнулись звуками. Люди в толпе тоже притихли и устремили взгляд на сцену.
Пару мгновений висела тишина, потом из-за разлетевшихся пол шатра на помост выступил высокий рыжеволосый эльф в ярко-голубой тунике, подхваченной алым кушаком. Он вышел на центр сцены и развел руки в стороны.
— Приветствую почтеннейшую публику! — объявил он, — труппа Огненного Яссэ рада быть здесь, в сказочном Туссенте, и представить вашему вниманию свое сказочное представление!
По всему выходило, что Огненным Яссэ был он сам, потому что эльф торжественно раскланялся под дружные аплодисменты толпы — Иан тоже захлопал изо всех сил. Эльф обернулся на каблуках, будто хотел всем и каждому продемонстрировать яркость своих одежд, потом взмахнул руками, и вокруг его ладоней закружились прозрачные золотистые бабочки, похожие на всполохи огня. Они взметнулись вверх, к светлеющему небу, и аплодисменты превратились в овацию.
— Это магия? — шепотом спросил Иан у папы, — он волшебник?
— Я думаю, фокусник, — шепнул папа в ответ, будто была какая-то разница, и отец снова шикнул на него.
— Конечно, он волшебник, — заверил он Иана.
Огненный Яссэ, меж тем, сделал еще один широкий пас руками, и теперь между его ладоней завибрировал, забился, как плененная птица, клубок огня. Яссэ поднял ладони, и огонь поплыл вверх, вслед за бабочками, к небу, но эльф не дал ему подняться, махнул рукой, и шар прокатился по толпе детей, вызывая радостные визги и вскрики. Иан застыл в ужасе — вот сейчас у той девочки у самой сцены загорятся косы! Но этого не случилось. Шар, разросшись до размеров спелой тыквы, вдруг рассыпался искрами, покрывая все вокруг мерцающими алыми блестками. Отец зааплодировал первым.
Яссэ поклонился, одернул свою рубаху, повернулся лицом к толпе.
— А теперь, добрые жители Туссента встречайте — Лайло и его братья покажут вам настоящие чудеса эльфской ловкости!
Яссэ отошел в сторону, и на сцене вместо него появились три почти совершенно одинаковых эльфа, поклонились, а потом начали вытворять такое, что Иан засомневался, что они тоже не были иллюзией, созданной волшебником. Эльфы прыгали, вставали друг другу на плечи, выписывали в воздухе сальто, подлетали почти до самого неба, потом сплетались в общий клубок, и наконец рассыпались в фантастические фигуры из собственных тел, гибких, как податливая мягкая глина. Под конец этого представления у Иана уже в глазах рябило от их кувырков, и он покрепче вцепился в папу, чтобы не упасть с его плеч на землю.
— Ты в порядке? Голова не кружится? — тихо, видимо, чтобы отец не услышал, спросил тот, и Иан отрицательно мотнул головой, хотя она действительно начинала кружиться.
Вслед за акробатами снова выступил Яссэ, показал еще несколько трюков с огнем, но на этот раз к нему присоединилась хрупкая, прозрачная, как пламя свечи, и такая же рыжая, как он сам, эльфка в почти незаметном платье. На этот раз волшебник творил свою магию вокруг нее, и волосы девушки, и без того огненные, вспыхнули под его руками. Толпа ахнула, но она, сделав изящный пируэт, смахнула пламя, взяла его в руки и закружилась, рисуя в воздухе вокруг себя причудливые пылающие знаки.
В какой-то момент Иан совершенно потерялся во времени, и про себя лишь надеялся, что представление никогда не закончится. И ровно то же самое — он знал это — ощущал стоявший рядом отец. Мальчик понимал, что его собственный восторг происходил еще и от того, как радовался всему вокруг обычно серьезный, даже временами печальный эльф.
Наконец, когда очередные трюки были позади, Яссэ снова вышел на сцену и поднял руку, призывая публику к тишине.
— А теперь — приветствуйте! — заявил он, — Виенна, по прозвищу Соколица, продемонстрирует исконно эльфский талант к стрельбе из лука.
Иан не понял, что произошло, но отец, до этого буквально купавшийся в собственном веселье, вдруг застыл, почти заледенел, протянул руку и сжал ладонь папы. Тот покосился на него удивленно.
— Уходим, — шепнул отец, и Иан, совершенно не понимая, что происходит, смотрел на эльфа во все глаза. От радостного возбуждения не осталось ничего — лицо отца стало бледным, заострилось, как после тяжкой болезни, а единственный глаз нервно забегал вокруг.
— Мы не можем, — ответил папа неожиданно серьезным тоном, — толпа. К тому же, может быть, ты ошибся.
— У эльфов не бывает одинаковых имен, — безнадежным тоном ответил отец, но стремиться из толпы перестал, смирившись.
На сцене, меж тем, появилась красивая эльфка в струящемся зеленом платье. Тяжелая черная коса была перекинута через не по-женски широкое плечо. Медовые глаза заскользили по толпе, а на точеном лице заиграла ехидная, даже жестокая улыбка. В руках эльфка держала большой четырехплечный лук, а за спиной ее виднелся колчан со стрелами — насколько мог видеть Иан, вполне настоящими, с тонким серым оперением.
— Добрые зрители! — заговорила Соколица, и голос ее поплыл плавно, стелясь к земле, как болотный туман. — для следующего номера мне понадобится доброволец.