Разумеется, в толпе тут же взлетело вверх несколько десятков рук, но Соколица обвела их равнодушным взглядом и наконец задержала его на отце, который пытался сжаться, спрятаться и стать невидимым.
— Я вижу, на представление сегодня пришел наш собрат, — объявила лучница, — большая редкость для этих земель. Прошу, незнакомец, поднимись ко мне, покажем вместе, что умеет Старший народ.
Иорвет молчал и не двигался с места, а толпа, обратив к нему сотню глаз, начинала волноваться, подбадривать его и свистеть. Соколица стояла, расправив плечи, и протянув к нему руку. Отец сомневался еще пару секунд, а потом, не взглянув ни на папу, ни на Иана, зашагал к сцене сквозь расступающуюся толпу. По пути сбросил с плеч плащ, и по хлипким ступеням на помост поднимался уже, высоко подняв подбородок, легкими, скользящими шагами. Он остановился рядом с Соколицей, и та, склонив голову к плечу, как настоящая хищная птица, оглядела его с ног до головы.
— Кто это? — тихо спросил Иан, но папа лишь мотнул головой.
— В моем колчане — настоящие стрелы, — сообщила эльфка, подтверждая догадку Иана, — одно неловкое движение, и жизнь твоя оборвется, брат мой. Как тебя зовут? Пусть толпа скандирует твое имя, если тебе суждено сегодня умереть.
— Иорвет, — отчеканил отец, и люди вокруг сцены захлопали, подхватив и передавая из уст в уста его имя.
— Здравствуй, Иорвет, — Соколица улыбнулась.
В руке, свободной от лука, появились сразу три красных наливных яблока, и эльфка протянула их отцу. Тот взял, и она отступила на несколько шагов.
— Поставь одно на голову, — скомандовала Соколица, — а другие держи в руках. Я буду стрелять по ним.
Иана вдруг охватило противное, тянущее чувство — очень похожее на то, что он ощутил, когда его выловили из реки, и страх смерти плавно вползал в его грудь. Сейчас он ощутил то же самое — но на этот раз боялся не за себя. Он никогда не видел настоящей казни, лишь читал о них, но теперь все выглядело в точности, как в тех романах, где злодея вели на эшафот. Отец — обвиненный и приговоренный — стоял перед Соколицей, готовый принять свою участь. И Иан хотел бы закрыть глаза или хотя бы отвести взгляд, но никак не мог перестать смотреть. Плечи папы окаменели, он сам не двигался и вроде почти не дышал.
Когда Иорвет встал в нужную позицию, эльфка отошла еще на несколько шагов — теперь они стояли по разные стороны сцены, — подняла лук и заложила первую стрелу. Иан так сильно сжал кулаки, что ногти впились в ладони, но он не обратил на это внимания. Толпа скандировала имя его отца, но, когда Соколица натянула тетиву, вокруг обрушилась пугающая, вязкая тишина.
Стрела вылетела с легким свистом, а потом с глухим стуком врезалась в яблоко на левой ладони отца. Люди не аплодировали, будто каждый из них вдруг точно осознал, что происходит. И Иану захотелось крикнуть, спрыгнуть на землю, побежать к сцене и закрыть отца от очередной стрелы своим телом.
Снова звякнула тетива, и второе яблоко, с правой руки, отлетело в сторону, пронзенное. На этот раз Соколица опустила лук и внимательно посмотрела на отца. Она, казалось, хотела в последний раз взглянуть на его лицо и запомнить его таким, каким видела — бледным, но совершенно бесстрастным. А, может быть, эльфка надеялась увидеть в нем хотя бы тень страха. Но Иан знал — весь страх достался ему, а отец, когда стрела войдет ему в глаз, не дрогнет и не пошевелится.
Эльфка снова подняла лук, и на этот раз, когда она спускала тетиву, Иан все же зажмурился.
Публика вокруг, дрогнув, снова раскололась аплодисментами и криками — люди скандировали имя отца, а Иан боялся открыть глаза и увидеть, что радуются они тому, что эльф упал на сцене замертво.
— Все кончилось, — шепнул папа, и это ничуть не помогло.
Лишь когда рядом послышался тихий, дрожащий голос Иорвета, мальчик отважился посмотреть. Отец прятал лицо, но Иан заметил, как дрожат его губы.
— Сука, — выдохнул он едва слышно. — из моего собственного лука…
Представление подходило к концу, но Иан больше не смотрел на сцену — ни на очередные трюки волшебника, ни на поклоны артистов. И когда толпа начала редеть, он шепотом попросил папу спустить себя на землю, и, пока они шли обратно к лошадям в молчании, вцепился, что было сил, в ледяную руку отца.
У самой ограды, где уже нетерпеливо топтался на месте белый жеребец, Иан, не оборачиваясь, услышал шаги за спиной. Ему не надо было оглядываться, чтобы понять, кто шел за ними.
Соколица остановилась в паре шагов, и смотрела все так же — хищно склонив голову к плечу.
— Вернон Роше, — выговорила она, как страшное оскорбление, — какая неожиданная встреча.
Папа молчал и глядел на нее в упор — тем самым прямым взглядом, от которого невозможно было скрыться. Отец же развернулся к эльфке и опустил руки, сверля ее глазом. Иан опасливо прижался к нему, будто боялся, что Соколица пришла закончить начатое. Но лука у нее в руках больше не было. И самое жуткое — она приветливо улыбалась.
— Виенна, — ответил за папу Иорвет.
— Ты снова удивлен, командир, что я все еще жива, не так ли? — эльфка усмехнулась, еще раз пробежала глазами по лицам родителей, и наконец остановила взгляд на Иане.
— Не бойся, соколенок, — сказала она ласково, — посмотри на меня.
Иан, преодолевая панику, посмотрел. Медовые глаза эльфки теперь казались каплями янтаря — неожиданно теплыми. Она сделала полшага к мальчику, но папа выступил вперед, преграждая ей путь.
— Ты боишься меня, Вернон Роше? — спросила Соколица участливо, но папа снова ей не ответил. Эльфка хмыкнула и глянула на Иана, — как тебя зовут, соколенок? — услышал мальчик.
На миг маленький эльф захотел, чтобы кто-то из родителей остановил, перебил его, не дал ему заговорить со странной женщиной. Но оба безмолвствовали. И мальчик понял, что теперь — слово за ним. Он запрятал страх поглубже, выступил вперед, навстречу эльфке, и гордо поднял голову, как делал отец, отвечая на неудобные вопросы.
— Иан аэп Иорвет, — гордо отчеканил он.
— Это не твое имя, — покачала Соколица головой, и Иан почувствовал, как Иорвет сжал кулаки. — Ты очень красивый, соколенок, — с удивлением мальчик заметил, как янтарь ее глаз плавится, а в чуть опущенных уголках собирается влага. Но наваждение длилось мгновение, потом Соколица снисходительно покачала головой, — Я не собиралась убивать твоего отца, — сказала она, — просто хотела поздороваться.
Иан хотел было ответить, что для этого хватило бы простого «Привет», но смолчал, не отводя глаз от лица женщины.
— А еще у меня есть для тебя подарок, — помедлив, добавила она. Быстрым жестом, как Огненный Яссэ творил свою магию, Соколица извлекла из складок платья тонкую, немного потертую, явно очень старую флейту, протянула ее Иану, — я берегла ее для тебя. Возьми.
Иан все еще держался за руку отца, но тот вдруг ослабил хватку, выпуская его, и мальчик был вынужден отцепиться. Флейта в ладони женщины — такая невзрачная, совсем не похожая на мерцающий подарок мастера Лютика — странным образом манила его. Будто это и вправду был дар, предназначенный именно для него, и Иан не стал задумываться, откуда Соколица знает его и почему хранила для него этот подарок. Он шагнул к ней ближе, протянул руку.
Когда флейта переходила из ее пальцев в его, эльфка на мгновение сжала ладонь мальчика, и того словно обдало коротким теплым порывом ветра — взгляд Соколицы изменился, стал печальным, глубоким, как трещина на льду замерзшей реки. Она почти сразу отпустила его и отступила. Иан сжал флейту, глядя на Соколицу во все глаза.
— Если захочешь снова посмотреть представление, — проговорила эльфка дрогнувшим голосом, — мы здесь еще три дня. А потом уедем, чтобы никогда не вернуться.
— Спасибо, — ответил Иан и удивился, как хрипло прозвучал его голос, — милсдарыня.
— Меня зовут Виенна, — напомнила эльфка, потом развернулась и стремительно зашагала прочь.
Иан стоял, сжимая в руках неожиданный подарок, не решаясь обернуться к молчаливым родителям. Он чуял, что произошло нечто очень важное, недоступное его пониманию, но не знал, стоит ли спросить, или мучиться неизвестностью дальше.