— В долг, — фыркнул папа, натягивая сапоги.
— В долг? — переспросил Иан, и отец рассмеялся, потрепал его по волосам.
— Не слушай глупого человека, — заявил он, — он знает, что тогда я сделал подарок не только себе, но и ему.
— Самый лучший подарок, — серьезно подтвердил папа.
Они провели на берегу еще некоторое время — солнце успело войти в зенит. Пока папа обсыхал, раскинувшись поверх своего плаща, подставившись теплым осенним лучам, Иорвет обстоятельно рассказывал и показывал Иану, как правильно ставить пальцы на флейте, как держать ее, как управлять своим дыханием, и под конец у мальчика получилось изобразить нетрудную, но совершенно чистую мелодию.
— Надо ехать, — папа сел, потянулся — он, видимо, успел задремать, пока его эльфы музицировали. — думаю, Серебряный уже успел вернуться на винодельню без нас, и ведьмак отправился на поиски.
— Мой конь никогда меня не предаст! — гордо заявил Иорвет, вставая и разминая ноги, — к тому же, он — вольная душа. Если уж убежал, то с концами. Придется тогда Бабочке нести нас троих.
— Пожалей несчастную жеребую кобылку, изверг! — усмехнулся папа, — она не виновата, что за время мирной жизни ты успел отъесться на дворцовых харчах.
Отец, сжав кулаки, надвинулся на папу, и Иан испугался, что вот-вот они снова начнут драться.
— А что такое «жеребая»? — успел ввернуть мальчик, пока не началась потасовка.
Иорвет отступил, рассмеялся, подхватил и отряхнул свой плащ.
— Папа тебе потом расскажет, — заявил он, глядя человеку в глаза, — это очень интересно, и касается не только лошадей.
— А кого еще? — Иан ухватился за руку папы, а он снова усадил его себе на плечи, послал возмущенный взгляд на эльфа. Тот уже двинулся в обратном направлении, к дороге.
— Госпожа Йеннифер тебе расскажет, — сообщил папа Иану через секунду, — я ее попрошу.
Опасения, впрочем, не оправдались. Серебряный спокойно пощипывал траву недалеко от того места, где папа оставил Бабочку, и отец садился в седло с очень гордым видом, потрепав коня по гладкой белой морде.
Когда они уже подъезжали к воротам поместья, папа начал чихать.
— Ну и пылища, — недовольно сказал он, помогая Иану вылезти из седла, — в этом Туссенте вообще что ли не бывает дождей?
Никто не успел ему ответить — со стороны дома к ним широкой, явно раздраженной походкой шел мастер Лютик.
— Я должен был догадаться, что вы решите сбежать! — заявил он, остановившись в паре шагов от вернувшихся беглецов, — какая неблагодарность! Какой скандал! Какие усилия потрачено на тех, кто не может оценить их по достоинству! О, даже когда я пел при дворе князя Керака, я не прилагал столько сил впустую. А ведь он был глухой, как пень.
— Не пыли, — отмахнулся от его атак папа, — мы вернулись, солнце еще высоко, можно начинать.
— К тому же, мы уезжали не просто так, — подхватил отец, гордо выступив вперед с таким видом, будто собирался вызвать музыканта на дуэль, — я договорился с цирковой труппой, чтобы к вечеру они заехали на эту богами забытую винодельню и разбавили бесконечный поток твоих куплетов.
Мастер Лютик хмыкнул и скрестил руки на груди. Иан на миг испугался, что он скажет что-то обидное, или того хуже — расстроится, не оценив конкуренции. Но музыкант лишь снисходительно кивнул.
— Я-то думал, вы, эльфы, разбираетесь в высоком искусстве музыцирования, — заметил он, — но если вам больше по душе акробаты и фокусники — что я могу поделать? Только присоединиться.
— Там не только акробаты и фокусники, — доверительно сообщил мастеру Лютику Иан, выступая вперед, между ним и отцом, — там еще есть лучница. И она — моя мама.
Мастер Лютик замер и закрыл рот, из которого готово было вырваться очередное восклицание. Подозрительно посмотрел на отца. Тот, копируя его собственный жест, снисходительно кивнул.
— Что же, — мастер Лютик театрально развел руками, — пирушка обрастает драматическими деталями. Я, конечно, жажду подробностей, но, конечно, их не дождусь.
— Конечно, — с прохладцей подтвердил отец.
— Ну и ладно, — легко согласился Лютик, — дождусь, пока ты немного выпьешь и станешь подобрее, мой неразговорчивый друг. Ну же, идите, стол накрыт, и все уже собрались.
С этими словами он развернулся и легкой, почти танцующей походкой направился прочь — в сторону сада.
— «Все» — это хозяева и он сам, надо понимать, — хмыкнул папа, подойдя ближе. — но вообще-то Лютик прав, они потратили много сил ради нас. Мы могли бы их хотя бы предупредить.
— Много сил? — отец покосился на него, — вытащили стол в сад и достали бочки с вином? Я уже говорил тебе — мне не по душе человеческие пирушки. На них я всегда чувствую себя лишним.
— Еще скажи, что эльфские пирушки чем-то лучше, — папа снова чихнул, прикрыв рот рукой, — к тому же на этой вскоре эльфов станет больше, чем людей. Ты не сказал мне, что позвал их, кстати.
Отец мрачно кивнул.
— Я решил, что, раз уж я на это согласился, пускай мне тоже будет весело, — ответил он.
Папа не стал спорить, и все вместе они наконец-то двинулись в сад.
Там, под ветвями высоких персиковых деревьев, действительно был накрыт стол, и Иан, забыв о недовольстве отца и всех утренних волнениях, поспешил к нему. Не то, чтобы обычно его морили голодом или не давали есть сладкое. Но сейчас выставленные на стол угощения были не просто чем-то вкусным — это были части долгожданного торжества, которое откладывалось из-за его болезни, и которого он так ждал.
Пока они жили в Вызимском дворце, Иану приходилось время от времени присутствовать на торжествах, если не удавалось вовремя сбежать. И там, в роскошной обстановке, в неудобном тесном дублете, в котором даже руки толком поднять было нельзя, окруженный танцующими парами взрослых и видя, как Анаис — хозяйка праздников — тяготится своей ролью, Иан считал минуты до того момента, как папа смилуется и отправит его спать. Может быть, разрешит взглянуть на фейерверк или утащить в свои покои что-нибудь со стола, чтобы потом они с отцом могли заглянуть к нему и разделить ночную трапезу, обсуждая, каким скучным оказался очередной бал. Но здесь, в Корво-Бьянко не могло произойти ничего скучного, это место было создано для веселья и приключений, и Иан надеялся, что и праздник получится под стать месту.
За столом и правда собрались только хозяева, родители и мастер Лютик, те же, кто в последнее время собирался за завтраками и ужинами, но Иан все равно ощущал торжественность момента. Особенно, когда, осушив кубок «за здоровье молодых», мастер Лютик поднялся со своего места и извлек из-под стола лютню. Иану захотелось похвастаться музыканту, что сам он уже начал учиться играть на флейте, своей собственной. И даже разучил пару простых мелодий. Но мастер Лютик заиграл так проникновенно и чисто, прикрыв глаза и давая присутствующим прочувствовать глубину и красоту мелодии, что мальчику стало стыдно за свои первые незначительные успехи. И оставалось только слушать.
Все, кто был за столом, казалось, тоже прониклись атмосферой праздника — пусть маленького, но самого настоящего. Когда торжественная и печальная баллада сменилась развеселой быстрой песней, даже отец отринул свой скучающий вид и улыбнулся — смысл куплетов Иан не очень понял, но, судя по реакции Геральта, который начал посмеиваться, и госпожи Йеннифер, которая поджала губы и сверлила музыканта взглядом, пел мастер Лютик о чем-то исключительно увлекательном. Нужно было непременно спросить у папы позднее, что такое «румяные перси» и «горячие чресла». Мальчик покосился на человека, надеясь увидеть и того веселым и расслабленным, но папа сидел со скучающим, почти отсутствующим видом, и угощение на тарелке перед ним было не тронуто. Иан удивился немного, но спросить у него ничего не успел — мастер Лютик снова заиграл что-то новое, и в этот раз песня была мелодичной, неторопливой, но не печальной, а такой, что под нее всем, кто слушал, непременно должно было захотеться целоваться. И слова в песне были под стать мелодии — мастер Лютик пел о ведьмаке и чародейке, и только тот, кто вовсе не был знаком с Геральтом и госпожой Йеннифер, не догадался бы, что песня именно о них.