За столом на этот раз не царило то же театральное оживление, как во время завтрака, и Иан даже успел заскучать. Он очень быстро привык к тому, что вокруг мастера Лютика непременно образуется неудержимый яркий вихрь веселья, но сейчас музыкант просто ел и пил с остальными, время от времени обмениваясь ничего не значащими фразами с Геральтом или папой. Когда же тарелки унесли, и ужин почти закончился, мастер Лютик наконец поднялся на ноги с самым торжественным интригующим видом.
— Друзья мои! — обратился он к сидящим рядом родителям, и лицо отца застыло, будто музыкант швырнул перед ним дуэльную перчатку, — я долго думал, и решил преподнести свадебный подарок немного раньше торжественного дня.
— Если он начнет петь, я за себя не ручаюсь, — мрачно проговорила госпожа Йеннифер.
— О, пресыщенные умы, неспособные оценить настоящего искусства! — трагично закатил глаза Лютик, — но, утешься, госпожа, главный свой дар я припасу на потом. Сегодняшнее же подношение куда более скромное, но, надеюсь, все же придется ко двору.
Широким жестом, как актер, срывающий с себя маску, он извлек откуда-то из-за пазухи своего лилового дублета длинный бархатный чехол и опустил его на стол перед отцом. Тот сидел, не шевелясь, глядя на подарок, как на внезапно выползшую на дорогу перед ним ядовитую змею.
— Боюсь, между нами возникла какая-то неловкость, Иорвет, — продолжал мастер Лютик, — и я верю, что это еще можно исправить. Мы съездили в Сан-Себастьян, где живет мой старый друг — большой мастер по части музыкальных инструментов. И если бы времени было побольше, уверен, он сделал бы все по индивидуальному заказу. Но, может быть, для начала подойдет и эта?
Отец медлил, не сводя глаза с чехла, и папа даже шепнул ему ободряющее «ну же».
— Не стоило, — чуть дрогнувшая рука отца коснулась мягкого синего бархата чехла, быстро, со щелчком открыла его. Иан заметил, как над гладкой перламутровой поверхностью изящной флейты его пальцы замерли, потом мельком, будто скрываясь, огладили ее.
— Я ничерта не понимаю во флейтах, — тихо заметил папа, наклонившись почти к самому уху отца, — но Лютик сказал, эта — хорошая.
Эльф медленно вытащил флейту из чехла, взвесил на ладони, пробежался подушечками пальцев по круглым отверстиям.
— Да, — наконец проговорил он неожиданно хриплым голосом, — кажется, неплохая.
Мастер Лютик, сияя, уселся обратно на свое место, а Иан, подвинувшись к отцу поближе, с любопытством смотрел на инструмент в его руках.
— Ну, а теперь, — спросил он, решив, что пауза достаточно затянулась, — ты научишь меня играть?
========== О прошлом и настоящем ==========
В реке тут и там у самого берега из воды проглядывали остовы затонувших лодок, а иногда — и целых кораблей. Но Иану строго-настрого запрещалось плавать к ним в одиночку. Иногда, когда у Геральта было особенно благостное настроение и не находилось других дел, он отводил мальчика подальше от винодельни, по каменистому берегу, и вместе они ныряли в поисках подводных сокровищ. Чаще всего за сокровища сходили ржавые погнутые ложки, гладкие камни или позеленевшие от времени медные блюда и чашки, но время от времени попадались и настоящие драгоценности. Однажды Иан выловил ожерелье с большим голубым камнем, которое преподнес в дар госпоже Йеннифер, а в другой раз — старинный кинжал с резной ручкой в изразцовых ножнах и кошель с золотыми монетами. Монеты достались Иану, хоть он и не знал, на что их тратить, а вот кинжал Геральт забрал у него, пообещав вернуть, когда придет время.
Но каким бы строгим ни был запрет, сокровища речных глубин неизменно манили Иана. Он вовсе не был глупым, и понимал, что нырять одному очень опасно — сгнившие в воде ненадежные доски могли надломиться и обрушиться, погребая мальчика под собой. Но он умел задерживать дыхание почти также надолго, как Геральт, и был уверен, что по крайней мере, взглянуть на обломки сверху, обплыть их вокруг — а ну как мелькнет тут или там отблеск золота в зеленоватой воде — можно и без дополнительного сопровождения.
Лодка торчала из прибрежного ила, и, чтобы добраться до нее, можно было даже не нырять в воду. С небольшого уступа над рекой к ней спускались ветви стелящегося по земле причудливо изломанного дерева, и Иан, припадая к стволу, добрался до самой поверхности, внимательно глядя вниз. Нос лодки, позеленевший от тины, проломленный в нескольких местах, заманчиво выглядывал из-под воды, устремленный к небу — видимо, небольшое судно выбросило к берегу сильной волной или порывом ветра. Единственная мачта и румпель скрывались в прохладной глубине, и Иан предполагал, что, если на борту и было что-то интересное, это при ударе было выброшено за борт и раскидано теперь на дне вокруг лодки. А значит, для того, чтобы поискать сокровища, не обязательно было даже приближаться к гнилому корпусу лодки. Иан сел на стволе дерева и огляделся по сторонам. Утро было тихим, безветренным и теплым. Откуда-то со стороны виноградников доносилась дружная негромкая песня работающих там крестьян. Пожелтевшая к зиме трава стояла неподвижная, как солдаты на плацу, а гладь воды казалась совершенно безмятежной, будто река застыла, устав нести свои воды к морю. Лучшей погоды для исследований было просто не найти.
Иан честно собирался позвать с собой в экспедицию кого-то из взрослых. Но Геральт накануне до самого рассвета отмечал приезд мастера Лютика — Иан слышал, как они сидели вдвоем в кухне, разговаривали — с каждым часом все громче — смеялись, мастер Лютик пел, и ведьмак время от времени даже начинал подпевать. Веселье закончилось лишь когда первые солнечные лучи осветили горизонт, и маленький эльф твердо знал — сегодня ведьмака лучше ни о чем не просить и вовсе не трогать.
Предлагать поход госпоже Йеннифер было совершенно бесполезно — она никогда не участвовала в настоящих приключениях, предпочитая время от времени рассказывать Иану о событиях прошлого, в большую часть которых он не очень-то верил.
Что же до родителей — с того дня, как они вернулись, Иан видел их не слишком часто. Причем если папа и был рад погулять или поиграть с ним, хотя больше обещал, чем выполнял обещания, отец вовсе держался ото всех в стороне. Иан не мог понять, в чем дело — на Корво-Бьянко все были рады их возвращению, но отец сторонился разговоров, часто уходил куда-то в поля, а еще начал постоянно носить на голове платок, скрывающий покалеченную половину лица. Прежде он тоже иногда надевал его — но только в особых случаях, если отправлялся в лес или на болота. Теперь же отец даже к завтраку спускался в этом самом платке, а на вопросы Иана ничего не отвечал, лишь коротко хмыкал.
Так и вышло, что у мальчика просто не осталось выбора, кроме как отправиться в экспедицию одному. Он еще раз огляделся по сторонам, прислушался — место было очень уединенным. Река здесь делала резкий изгиб, образуя небольшой затон, огражденный от взглядов полупрозрачной серебряной ивовой рощей. Иан слез со ствола на берег, быстро стащил с ног сапоги, спрятал их между корней. Длинным кожаным шнурком завязал на макушке волосы, чтобы не лезли в глаза. Наконец, закончив приготовления, подошел к кромке воды и юркой светлой рыбкой нырнул. Глубина начиналась у самого берега, вода была холодной, сбивающей дыхание, но Иан был отличным пловцом, и река совершенно его не пугала. Ему понадобилась пара минут, чтобы привыкнуть к холоду и зеленой полутьме вокруг. Он медленно, экономя движения и набранный в легкие воздух, проплыл мимо остова лодки, приглядываясь ко дну. Под ним плавно колыхались целые заросли вязкой яркой тины, и сквозь нее сложно было что-то разглядеть, нужно было опуститься пониже, может быть, даже покопаться руками. Иан всплыл на поверхность глотнуть воздуха, приготовился уже вернуться к своим поискать, но вдруг услышал приближающиеся со стороны виноградника голоса. Очень быстро, пока его не застукали, он отплыл в сторону, притаился за корпусом лодки, прильнул к нему, благодаря судьбу, что рубаха на нем была такая, что цветом сливалась со склизкой деревянной поверхностью.