Затем колония. А там с такими не церемонились. "Опустили" в первый же месяц. Скрутили в вонючем бараке и в "хоровод". Только вот не знали местные авторитеты, что Василий теперь — "сильный", а потому, теперь, ему ни чего не страшно и отныне он больше никому не даст спуску. Однажды утром, одного из "авторитета" нашли с развороченной грудной клеткой. Экспертиза показала, что зэка убили заточенным предметом, по предположению следствия — ложкой. После чего вынули сердце и куда-то дели. А куда не понятно. За то обо всем этом прекрасно знал сам Васька. Он его съел! Так ему посоветовал сделать голос, который после той злополучной ночи, когда его "опустили", стал его истинным другом. По началу он приходил только по ночам. Но со временем, стал посещать сознание Василия даже средь бела дня. На первых порах все это его очень пугало. Он даже было попробовал обратиться к местному психиатру, да тот лишь плюнул ему в лицо и посоветовал охране направить заключенного чистить парашу, что бы, значит, при помощи труда выбить из его убогой головы, всякие глупости. А что? Так советовал поступать еще "зеркало русской революции" Лев Толстой. Кому кому, а "гигант мысли" знал о чем советовал. Сам ведь был гомосексуалистом-идеалистом.
И что было делать Васьки с неумолимым голосом? Пришлось смирится. Но, оказалось не все так плохо. Именно он-голос стал ему истинным другом. Между тем у Василия с детсва не было друзей. А голос вот стал. Он никогда не журил Василия: ни за то он что он занимался онанизмом, ни за то что когда Василия во время очередной попойки авторитетов снова насиловали… Он лишь шептал ему: — "Крепись. Скоро ты станешь свободным." И действительно, необманул ведь! После того, как он надоумил своего хозяина убить "пахана" и съесть его сердце — Василий стал всемогущим. По заверению голоса, тот, кто съест сердце своего врага — становиться равный богам. Конечно же, Василию хотелось, что бы его уважали и боялись. В точности, как того бога, о котором поет на каждой службе тюремный батюшка. Вскоре Васьки осознал, он хочет, повелевать окружающими, а не что бы они повеливали им. И с тех пор как голос дал ему силу он доверился ему безприкословно.
Когда "Щербатый" вызвал его к себе на очередную экзекуцию, Васька по прозвищу "Косой" увидел что это произойдет наедине. То бишь, без групповухи. Вот тогда он и понял — это момент истины. И не сплоховал… Больше того, держа в своих руках горячий кусок плоти своего обидчика, он испытал огромное сексуальное влечение. Когда же он отведал плоти своего поверженного врага — испытал оргазм!
Доказать ничего не смогли, но зэки теперь знали наверняка, кто на самом деле наглумился над "авторитетом" и решили оставить выродка в покое. Больше его никто не трогал. И долгих шесть лет Васька общался только с охранниками да со своим внутренним другом. Затем президент Ельцин придумал амнистию, и он вернулся в свой родной совхоз. Жизнь кругом изменилась. Не было больше ни совхоза, ни светлого будущего, ради которого нужно было горбатиться в три погибели, зато, отныне, процветал курс на демократические свободы. Делай, что хочешь и с кем хочешь, только не попадись под горячую руку тем кто "в законе".
На свою вторую свою ходку он загремел из-за разбоя. Васька стал тогда наведываться в бывший Ленинград для занятий "щипачеством". Отрывал у прохожих женщин серьги вместе с ушами. В прямом смысле… Иногда он их даже отрезал, но по большей части просто рвал мочки. Серьги сдавал на лом, а вот уши… Уши пожирал. Так как пристрастился к человечине. Золотое было время. На суде его признали невменяемым и приговорили к принудительному лечению. Прошли годы и снова смена власти. Те, что некогда оказались на вершине новой России, поделили все что можно поделить и решили что "беспределу" больше не быть. К власти пришли ставленники теневиков, а Ваську? Васкьку Косого снова отпустили на все четыре стороны.
Оказавшись снова у себя на батьковщине, на этот раз он уже обнаружил полнейшее запустение. Пустых домов было больше чем ныне проживающих жителей. Поселившись на краю деревни, в том доме где некогда жили его дальние родственники, которые теперь подались в северную столицу за длинным рублем, Косой стал послушником — дружкой местного батюшки Еремии. Не в том смысле, что он пытался постичь таинства церквовных обрядов, а в том, что стал прислуживать батюшке в его плотских утехах. Ведь и без этого уже не мог Косой. Втянулся. О их стяжании греха содомского, никто не догадывался. Наоборот, частое посещение церкви и прислуживание батющке во время служб и проведения таинств — возвысило его образ в глазах деревенской общественности. Вот ведь, — говорили бабушки. — Смотрите, мол, мужики. Был сущим дерьмом, но уверовал в Бога и стал человеком!
В общем, стал жить Василий ни кого не трогая. Изредка, правда выезжал в "свет", находил там бомжей и резал их дабы пожрать сердце своей добычи. Голос же, в скором времени стал не просто его частью сознания, он стал его истинной личностью…
Выйдя за калитку и стуча двумя жестяными ведрами, Василий поплелся к покосившемуся колодцу. Там суетилась баба Варя.
Завидя своего соседа, женщина быстро вытащила ведро воды плеснула в свое и поспеша направилась к своей избе.
"Сука старая. Боится. И правильно, задолжала почти пятихатку. Надо бы напомнить старухе, что он больше ждать не намерен". - решил Васька
Отец Еремия подкидывал своему дружке деньжат. Да и кормил со стола своего прихода. Вот и вышло так, что разжившись лишней монетой, Косой решил ее давать в рост. Под проценты. А так как нищета в деревне "Ву…во" процветала, отбою от клинтов небыло.
— Эй, Варвара Викторовна… А поздороваться!? — крикнул он той в след. — Погодь немного. Базар есть.
Баба Варя, устало выдохнула и остановилась. Знала о чем сейчас поведет речь этот ублюдок, да что теперь делать? Правды на него нет. А живет-то вон где. По соседству. Того гляди придет ночью и придушит. Не верила старушка, что этот исколотый гад, одумался и воистину уверовал.
Она пуглива осмотрела приближающуюся фигуру и снова тяжело вхдохнула. Про него ведь всякое рассказывали. Поди не за зря люди языком чешут.
— А, это ты, Василий. Извини, не заметила. Старая стала. Глаза совсем не видят.
Подойдя к односельчанке Косой улыбнулся открывая белому свету свои прогнившие зубы.
— Ты мне не чеши словно кота против шерсти. Скажи-ка лучше, когда деньги отдашь? — оглядевшись по сторонам и узрев, что никто за ними не наблюдает, он схватил старушку за шкирку и несильно потряс.
— Ты мне обещала на прошлой недели или может думаешь, что я запамятовал? — он скривился словно съел целый лимон, от чего его рожа стала походить на волчий оскал.
— Да что ты… Что ты, Васенька. Сегодня деньги у меня будут. Я тут постояльца на вокзале приметила. Он мне заплатит. Мы договорились. Так что завтра деньги отдам.
— Знаю я, как отдашь. Только обещать и можете. Ты смотри мне, божий одуванчик, если соврала, получишь сегодня же под хвост. Приду к девяти часам, так что деньги приготовь. Иначе…
— Все будет, Васили. Богом клянусь! — заверила старушка кредитора.
— Эй, поц… А ну отпусти бабушку. — донеслось откуда-то сзади.
Удивленно повернувшись, Василий увидел, как к ним спешил какой-то хмырь держа в руках что-то типа спротивной сумку.
— Я кому говорю, сучье племя, отпусти, иначе за себя не ручаюсь.
Расстояние было около двести шагов.
"Видать это ее постоялец". - понял, Василий.
— Твой, сука? — поинтересовался шепотом местный дьячок.
— Да, мой. — согласилась баба Варя.
— Ну, гляди у меня… В девять жди дорогих гостей. — он отпустил ее шиворот и направился к колодцу. — и уже через плечо бросил, — И Наташке скажи, что бы ждала. Сегодня в кабак пойдем.
Когда Роман подбежал к бабе Варе, та была бледная как мел.
— Что тут происходит?
— Да ни чего сынок, ничего.
— Как это ничего? А что за мудак вас дергал?
— Пойдем сынок, пойдем. — попросила баба Варя, увлекая Романа в противоположную сторону.
— Кто он?
— Да так… Местный дурак. Сидел в дурдоме, почти полтора года. Что с него взять?
— Раз дурак, значит все можно, что ли? — Роман обернулся и посмотрел на то, как "дурак" спешно вытаскивал ведро воды из колодца.
— По чему не расскажите все этому… Как его… Потапенко вашему.
— Так что он могет, ирод-то этот. Он ведь не врач.
"То, что не врач — это точно. Дерьмо он — вот кто!"
— Да ты не переживай — заверила его старушка. — В последнее время Васька-то этот не буйствует, к тому же с моей племянницей сдружится хочет. Не тронет, он меня.