— Пошли, — говорит мне Дзюба и толкает меня в бок. — Чего встал? Пошли!
— Красивые часы, — говорю я, чтобы что-то сказать.
Дашка медленно подносит руку к глазам.
— Ой, уже половина второго! — произносит она с выражением. — Сейчас гастроном закроют!
Мы с Дзюбой стоим и смотрим, как Дашка Ерохина бежит вниз по улице, размахивая пустым пакетом.
Остаток дня Дзюба дуется на меня, а на все вопросы только отмахивается, чем ужасно меня злит. Я не сделал ничего плохого, но все равно чувствую себя виноватым.
— Мне эта Ерохина ни капельки не нравится, если ты из-за этого! — оправдываюсь я. — Ну честно!
— Меня это не интересует, — холодно отвечает Дзюба, не глядя мне в глаза.
Но я-то знаю, что интересует! Еще как интересует! Но если я скажу об этом вслух, мы точно поссоримся.
Странная вещь: нет ничего такого, о чем мы с Дзюбой не можем разговаривать. Но когда дело касается Дашки, Дзюба ведет себя как дурак.
Мы сидим на ящике за гаражами и курим ворованную «беломорину».
— Ты дурак, Дзюба, — говорю я.
— Угу, — отвечает он и пытается выпустить дым колечком, — а ты, значит, умный!
— Да я не в том смысле.
— Ну и помалкивай.
— Ну и подумаешь!
— Ну и всё!
Мы молча курим, передавая друг другу папиросу.
Потом так же молча идем вверх по улице. Какое-то время топчемся возле Дзюбиной калитки, пока из-за нее не раздается писклявый Люськин голосок:
— Ага, а я папке все рассказала! И ничего я не умру! А папка тебя уже ждет!
Люська пятится к дому, пытаясь оценить расстояние от двери до калитки и от Дзюбы до нее самой.
— Ну, я пойду, — говорю я как бы между прочим.
— Угу, — обреченно соглашается Дзюба. — Завтра зайдешь?
— Завтра зайду.
Мы всё стоим. Дзюба не решается войти во двор, а я не могу просто взять и уйти.
— Ты это… не расстраивайся, — говорю я, чтобы что-то сказать.
— Угу, — отвечает он, — не впервой.
— И это, слышь? — вдруг говорю я, сам себе удивляясь. — Я тебе завтра жвачку достану, честно!
— Иди ты! Как? — Дзюба смотрит на меня недоверчиво и вздыхает.
— Есть пара мыслей… — вру я и хлопаю его по плечу.
— Ладно, завтра поглядим, — говорит Дзюба, и лицо его светлеет.
ДОЧЬ СВОЕГО ОТЦА
— А он тогда скажет: «Вам не кажется, что это недостойно и говорить тут не о чем?»
— А я ему отвечу: «Нет, не кажется!»
Марика посмотрела на сестру с восхищением. Вот кому достался гордый нрав, смелость и фамильное упрямство. Дочь своего отца!
Лидия сидела у зеркала и расчесывала длинные тонкие волосы, далеко отводя острый локоток, и сосредоточенно хмурила бровки.
— А если он скажет: «Вы не думаете о том, что будут говорить о нас соседи?» — спросила Марика и поудобнее устроилась на постели, поджав под себя ноги.
— А я ему отвечу: «Нет, не думаю!» — сказала Лидия, не оборачиваясь.
«Я бы умерла от страха», — подумала Марика, но вслух спросила:
— А если он скажет: «Не будете ли вы так любезны выбросить все эти глупости из головы?»
— Я ему отвечу: «Нет, не буду!»
— Ох! — вырвалось у Марики.
Лидия строго посмотрела на нее через зеркало, положила гребень на полочку и встала с пуфика.
— Ну ты-то хоть не думаешь, что надо высылать из страны каждого, кто боится драконов?
— Но рыцарь — не каждый. Рыцарь не должен… — шепотом начала Марика.
— Ай, перестань! — перебила ее Лидия. — Рыцарь должен восхищаться моим высочеством, а это он делает отменно!
— Но ты же не станешь говорить об этом с папенькой?
— Стану! Очень даже стану! — Лидия гордо вздернула острый носик. — Прямо сейчас пойду и поговорю!
«Королева! Как есть королева!» — подумала Марика и проводила сестру восхищенным взглядом.
Потом она слезла с постели, подошла к зеркалу, долго придирчиво рассматривала свои волосы, носик-пуговку, несколько раз пыталась нахмурить бровки и состроить строгое лицо. Вздохнув, она показала язык своему отражению и поспешно вышла из спальни.
— Не может быть и речи! — услышала Марика в конце коридора.
Она тихонько подошла к королевским покоям и замерла, прислонившись ухом к высокой двери.
— Вы моя старшая дочь! Вам не кажется, что это недостойно? — кричал король.
— Да, папенька, — бормотала Лидия.
Марика представила, как его величество мерит шагами комнату и каждый раз, разворачиваясь, нервно одергивает край мантии, и та взлетает, как крыло дракона. Марика даже прикрыла глаза от страха.
— Вы не думаете о том, что будут говорить о нас соседи? — спрашивал король.
— Да, папенька, — начала хныкать Лидия.
— Скажите спасибо, что я не велел его казнить, а лишь выслал из королевства!
Лидия шмыгала носом.
— Придумала тоже! — не унимался король. — Замуж за труса!
— И что? И что? — не выдержала Лидия. — Ваша младшая дочь вообще хочет замуж за дракона! И что?
Марика почувствовала, как кровь отливает от лица. Колени вдруг подкосились, и она опустилась на пол, зажимая рукой рот.
— Вон!!! — заорал король. — Вон, я сказал!!!
Лидия выскочила из двери и понеслась по коридору, не замечая никого вокруг.
Вечером Марика заглянула в королевские покои. Король сидел в высоком кресле в синих семейных трусах и мантии на голое тело. Парик и корона лежали рядом на столике вместе с сердечными каплями и уксусным компрессом.
Услышав, как отворяется дверь, король быстро запахнул мантию и потянулся за короной.
— Я принесла вам клюквенный морс, — сказала тихо Марика, не двигаясь с места. — Сладкий, как вы любите.
— Ну давай же сюда, — заворчал король недовольно и обмяк в кресле, — чего стоишь?
Марика подошла и поставила на столик графин и бокал.
Король пошевелил босыми пальцами ног.
— А ну-ка отойди вон туда, к окну.
Марика отошла к окну.
— А ну-ка посмотри на меня. Ничего не замечаешь?
— Что я должна заметить, ваше величество?
— Ну смотри-смотри! Совсем ничего? — Король поудобнее устроился в кресле.
— Ничего. — Марика пожала плечами.
— Я не достаю ногами до пола! — сказал король. — Видишь? Совсем усох. Старый совсем…
— Что вы, папенька! — Марика бросилась к королю и уткнулась ему в грудь. — Что вы такое говорите!
— Ладно-ладно, — заворчал король, отстраняясь. — Давай свой морс.
Марика налила половину бокала и посмотрела вопросительно на короля. Тот кивнул, и она долила еще немного.
Его Величество сделал несколько глотков, довольно сощурился и поставил бокал на столик.
— Что тут мне Лидия говорила сегодня? Что-то про дракона? — как бы между прочим спросил он. — Что он как бы тебе нравится, что ли?
— Нравится, — тихо сказала Марика.
— Вы понимаете, что вы сейчас сказали? — Король вдруг перешел на официальный тон и даже выпрямил спину.
— Понимаю, — сказала Марика, опустив глаза.
— Вам не кажется, что это недостойно и говорить тут не о чем? — спросил король громче.
— Нет, не кажется! — сказала Марика.
— Не будете ли вы так любезны немедленно выбросить эти мысли из головы? — закричал король, соскочил с кресла и прямо босиком зашагал по комнате.
— Нет, не буду! — уверенно сказала Марика.
— Ах так, значит? — Король комкал края мантии. — Значит, вот тааак?
Марика молчала.
— Подите вон, дочь моя! — Король топнул босой ногой и скривился от боли. — И извольте пообещать, что завтра же вы забудете все эти глупости!
— Нет! — громко сказала Марика. — Нет, нет и нет!
Она повернулась, медленно вышла из комнаты, плотно притворив за собой дверь, и только тогда дала волю слезам.